Она стала таскать Петьку с собой в церковь. Однажды я услышал, как они вдвоем пели «Богородицу» и омерзительный козлетон старухи как бы подпирал снизу чистый дискант моего сына.
Я рассказал об этом Клавдии и потребовал немедленного изгнания бабы Нади назад в ее милый Кустополь.
— Ни в коем случае! — сказала моя жена. — Надо считаться с тем, что она старый человек и что у нее пережитков прошлого гораздо больше, чем у нас с тобой. А знаешь, какие они цепкие, эти пережитки?! Я сама поговорю с ней насчет Пети. Я сделаю это деликатно, ты, пожалуйста, не вмешивайся.
Мне пришлось отступить.
Баба Надя продолжала жить у нас. И всякий раз, когда мы узнавали о какой-то ее новой гадости, Клавдия говорила мне.
— Ну, что ты хочешь от старого человека, битком набитого пережитками прошлого?!
Незаметно для себя мы теперь уже не осуждали бабу Надю, а невольно оправдывали ее гадкое поведение. Так пережиточный вирус проник в нашу кровь и стал действовать с каждым днем все сильнее и сильнее.
Как-то мы были в гостях в одном малознакомом доме, и там же нас познакомили с молодым, но уже зазнавшимся киноартистом, имя которого я, по причине вполне понятной, назвать не хочу. За ужином Клавдия сидела рядом с ним, и мне решительно не понравилось ни то, как киноартист смотрел на Клавдию, ни то, как Клавдия смотрела на киноартиста.
Когда мы возвращались домой пешком пустынной ночной улицей, я довольно нервно сказал Клавдии об этом. Она посмотрела на меня задумчиво и сказала:
— А знаешь, это ведь во мне пережитки заговорили!
— Опомнись, Клавдия, какие пережитки?!
— Баба Надя говорила, что одна из моих прабабок бежала от мужа с гусаром!..
Через неделю после этого случая меня вызвали в школу, где учится наш Петька. Директор школы положил передо мной на стол какую-то бумагу и попросил прочитать вслух то, что было в ней написано.
Я надел очки и прочитал:
— Мой сын Петр Корочкин болен сиводня онгиной и патому не может прити в класс на урок.
Под этой письменной работой моего многообещающего сына стояла моя подпись, подделанная настолько грубо, что было ясно — каллиграфа из Петьки во всяком случае не получится!
Когда я вернулся из школы, Клавдии дома не было. Я позвал Петьку к себе и показал ему его «домашнее сочинение». Он побледнел и ничего не сказал.
— Ну! — прикрикнул я.
Петька шмыгнул носом и простонал:
— Мы с Валькой Синицыным… за голубями… условились!
— Ты понимаешь, какую мерзость ты сделал, несчастный?! Ты обманул школу, родителей.
Петька поднял грешную голову, посмотрел на меня ясными глазами маленького начинающего негодяя и сказал нахально: