Бабушка вздохнула.
— Вот те и последняя. И што им, германцам, неймется? Неужто им своей-то кровушки не жалко? Да… И на этот раз вернулся Максим живой. Живой-то живой, а все равно как мертвец. Желтый, худой, смотреть страшно. Потом сказывал — газами его там травили. «Ну, мать, собирайся!» — «Куда?» — «Дал, — говорит, — я зарок. Если жив останусь, пойдем мы с тобой к усьянам».
— Куда?
— К усьянам. Народ такой лесной. В лесу живут. Как тебе сказать не соврать? Святой народ, дружный, в бога верующий…» Усьяны и есть усьяны. Стояла у них на речушке церковь. А в церкви — икона чудотворная. Пресвятая Богородица. Народ к ней валом валил. К этой иконе и решил идти Максим. «Пойдем», — отвечаю. Не спорила. Знала, слово его — закон. И пошли мы. А церквушка-то от нас без мала двести верст. На третий день сбила в кровь ноги. Не могу идти, и шабаш! «Посади, — прошу, — на телегу». Телеги нас обгоняли. Молчит Максим. Села я на обочину, слезами обливаюсь. «Вставай». Не встаю. «Вставай!» Хочу, да не могу. «В последний раз говорю». Спокойно эдак говорит. Промолчала. Потом слышу — свистнуло. Выдернул он из-за голенища плетку — и где он ее, лешак, взял? — и начал меня охаживать. Век ему не прощу, покойничку. Вскочила я да бежать. Он следом. Мать-перемать да по-всякому! Прошла я ишо денек, упала на пожню и говорю: «Убивай. Не встану». Босиком ведь шла-то… Обутку на плече несла. Жалела. Видит Максим, что не притворяюсь. Какое уж там притворство… Нанял лошадь. А обратно — поездом. В первый раз поезд-то увидала. Страху натерпелась… И не обскажешь.
— Ты рассказала сказку, да? — спросил я. — Это было «В некотором царстве, в некотором государстве…». Да?
— Взаправду это было, дитятко.
— Я понимаю, что взаправду, но все равно это было «В некотором царстве…»?
— Бог с тобой, — сказала бабушка. — Спи.
Когда я рассказал маме, какой страшный был у меня дед, мать сказала:
— Выдумывает бабушка. Твой дедушка Максим был старенький и добрый. Он лежал на печке и все время кашлял. Я приносила из города соду, и ему становилось легче. Я была тогда маленькая, немного постарше тебя, и меня однажды на рынке обманула жирная тетка. Вместо соды она сунула мне простой мел. Дедушка попробовал и выплюнул. Я очень плакала, сынок. Было так обидно. Ведь я меняла молоко на соду. Восемь километров тащила большой бидон на спине. Так обидно… Дедушка меня успокаивал. А правда то, что он долго воевал, был несколько раз ранен и отравлен газами. Выдумывает бабушка.
— Нет, — припоминая бабушкин рассказ, возразил я. — Она не выдумывает. Просто это было «В некотором царстве…». И то, что дедушка был страшный, и то, что тебя обманула жирная тетка, и то, что у бабушки умирали ребеночки, — все это было «В некотором царстве…». Да, мама?