Воспоминания нахлынули, обволокли, и показалось парню, будто снова идет он к Тоне, к огоньку в мезонине. Вот поднимется сейчас по крутой лестнице, в темноте безошибочно найдет дверь, распахнет… Яшка прикрыл глаза, провел ладонью по лицу, а когда вновь посмотрел, то увидел в мертвых окнах мезонина плывущие перистые облака и маленькие неподвижные луны.
Яшка облокотился о поленницу дров, вытащил из нагрудного кармана гимнастерки несколько писем и стал читать. Вернее, он не читал, он помнил их наизусть, последние Тонины письма. Это были хорошие письма, и Яшка затосковал. Ему вдруг стало до слез жалко себя, обидно, что ни одна живая душа не знает его такого, тоскующего, а все думают, что он веселый и сильный и ему легко живется на свете. «Милый, — писала Тоня, — а у нас зима. И ото всех деревень до самой школы все тропочки, тропочки. Ночью их заносит снегом, а утром детишки снова протаптывают…» Откуда-то издалека пришла, вспомнилась Яшке старая частушка:
Вспомни, милый, как гуляли
По лесной дороженьке.
Ты играл, я песни пела,
Не шагали ноженьки…
Так оно и было. Они шли по лесной дороге, на плече Яшки висела гармонь. Тоня легко и ласково приникала к парню, кругом было тихо, они шли в большое село Морозовицу, где на площади уже собрались допризывники и молоденький лейтенант громко выкликал их фамилии. Они пришли в Морозовицу, и Яшку сразу, не дав опомниться, поставили в строй.
Тоненько закричал молоденький лейтенантик, приказывая садиться в машины. Новобранцы с трудом выбирались из цепких рук родни. Отчаянно заливалась гармонь, и пьяненький мужичок, топоча, разбрызгивая грязь, орал: «Жги, робята! Жги! Однова живем!» Заплаканная девушка, до этого обнимавшая новобранца, вдруг выпрямилась, рванула с головы косынку — полетели косы в стороны — и с плясом грудью пошла на растерявшегося лейтенантика.
Ах, лейтенантик, лейтенантик!
Жить одна я не хочу…
Не берите дролю в армию,
Деньгами уплачу!
— По машина-ам! — синея от напряжения, закричал лейтенант.
Яшка, стоя в кузове у заднего борта, из десятков провожающих глаз видел одни — огромные Тонины. Машина дернулась, пошла, глаза начали отдаляться и через минуту пропали вовсе.
Ах, лейтенантик, лейтенантик…
Яшка прочел последнее письмо, глянул на окна мезонина и не спеша разорвал исписанные листки. Разбрасывая клочья по обе стороны дороги, он быстро пошел к деревне.
Дома мать, встревоженно поглядывая на сына, рассказывала о родне, соседях, Яшкиных друзьях, то и дело напоминая, что Бушковская текстильная фабрика вступила в строй, и девок там хоть пруд пруди, и есть такие уж красавицы-раскрасавицы…