Из клуба доносился стукоток каблуков. Шел второй час ночи. На востоке, со стороны Красных островов, чуть посветлело, но свет еще был далеким, не достиг деревни, и пока кругом Славы стоял темный и пахучий сумрак. Слава поднялся и пошел по улице. Внезапно он услышал быстрые шаги и обернулся. К нему бежала Катерина.
— Вы не туда идете, — задыхаясь, сказала Катерина.
— Да? — спросил Слава и протянул ей руку. — Ведите.
— Домой?
— Все равно.
Яшка выбежал на крыльцо сразу же вслед за агрономшей. Он видел, как она нагнала инженера, как взялись они за руки и пошли по глухой, сумрачной деревне.
— Изуродуем? — предложил вышедший на улицу Федя.
Яшка крепко потер лицо ладонью, не ответил и вошел обратно в клуб.
Глава девятая
Льняное поле
Они шли по льняному полю. Тихо вырастали на пути снопы льна, уложенные в бабки. В ближних хорошо различался каждый стебелек, но дальние сливались в бесконечную линию. Было сухо, тепло, все шире разгорался восток, мир казался огромным и пустым. Огромное пустое небо, огромное пустое поле, ни звука, ни шороха, ничего живого в этом мире не было слышно. Пахло землей, льном и росой.
Катерине было хорошо. Она знала, что Слава не схватит, не полезет целоваться, не возьмет на руки, и все-таки она ждала чего-то, быть может, каких-то новых слов, откровений. Всю дорогу они разговаривали о работе, об Иване Дмитриевиче, о людях, а когда зашли на льняное поле, вдруг отчего-то умолкли и молчали долго. Шли и молчали.
— Вы любили его? — нарушил молчание Слава.
«Вот оно. Начинается», — подумала Катерина. Ей вдруг захотелось рассказать этому славному парню про свою жизнь.
— Любила? — повторила Катерина. — Не знаю. Видимо, любила. А может, и нет. Ей-богу, не знаю. Мой муж был художником-реставратором. Потом, в Ленинграде, мне говорили, что он человек не без способностей. Вероятно, так оно и было. Но ведь для женщины мало, чтобы мужчина был способным или талантливым. Он должен быть еще и человечен. В первую очередь. Правда?
— Конечно.
— Ну вот. Приехал он к нам в деревню посмотреть Прокопьевскую церковь. Вечером пришел на танцы. Красивый, в черном галстуке и черном костюме. Целый вечер не отходил от меня, все что-то говорил, но я ничего не понимала. Одного, помню, боялась — как бы не пришла Фроська, самая красивая наша девка. — Катерина засмеялась, вырвала из снопа стебель и начала растирать его в ладонях. Запахло присушенным льняным семенем. — Восемнадцати не было. Откуда ум-то? Ничего не видала, не слыхала. Деревня и есть деревня. Предложил мне художник идти за него замуж. Красивые слова говорил. Душевные. Прибежала я, помню, к матери. Спрашиваю, что делать. А мать обрадовалась. «Ну, — говорит, — дочка, привалило тебе счастье. Ленка, — говорит, — помнишь, зимой приезжала, перстни, серьги золотые, в меховой шубе, жизнь у нее — одни удовольствия». Я помнила Ленку, и мужа ее помнила. Толстый такой, низенький. А мой был ничего, справный парень. И нестарый. Тридцать четыре года. Взяла и уехала с ним в Ленинград. Правда, в последний момент чуть не передумала. Жених у меня был. Костя. С детских лет вместе. Пришел ко мне, начал отговаривать. «Дай, — говорит, — мне доучиться, — в техникуме он учился, — а потом уедем, куда твоя душенька пожелает». И чуть не согласилась я, да зашел тут мой-то. «Поехали, — говорит, — некогда. Машина ждет». Так и уехала. Ревела, а уехала. Я училась на третьем курсе техникума. Когда уезжала, книжки с собой взяла, думала, доучусь в Ленинграде. Да не тут-то было. Уговорил он меня бросить техникум. Да я и сама-то не особо противилась. Свадьба, гости, знакомства, не до учебы. Богатая была свадьба. В ресторане. Начали приезжать к нам гости. Все больше художники. Мне нравилось. Театры нравились, наряды, шум. Как будто в другой мир попала… Но прошло время, и чувствую я — не могу так жить дальше.