Глядя на меня, человеки начали пробовать кусочки, но очень осторожно, как будто это дети, которым только что дали попробовать заморских конфет. Мне было забавно на них смотреть, но, если задуматься — у них сейчас менялся весь мир. Скорее всего они ели в основном сырое мясо, огня ещё толком не освоили, а о том, чтобы приготовить что-то тушёное у них и мысли не было. Не знаю, как справятся их желудки, но пусть привыкают. В конце концов приготовленная пища усваивается лучше, чем сырая. Постепенно распробовав угощение, голодные люди с жадностью начали жевать свои куски, а потом облизывать пальцы, перепачканные в соке. Что ж, первый опыт он такой.
Настало время делить оленя. Я достал нож, и отрезал неплохой кусок от передней ноги, — Гаврила, держи, жуй! Теперь уже никто не стал воспринимать еду как что-то сверхъестественное, просто ждали свое очереди. Я старался отрезать куски с костями, чтобы можно было не просто съесть мясо, но было чем заняться потом. Очень большой популярностью стали пользоваться рёбрышки. Но их я давал в основном самкам, а мужикам достались здоровые куски ног, с мощным костями внутри. Себе я скромненько отрезал вырезку и кусок корейки. А что, я скромный. Мне много не надо. В общем к утру на импровизированном вертеле остался только обглоданный позвоночник с крупными тазовыми костями, но так как к нему начинали примеряться желающие, я разделил его на части, и раздал тем, кому хотелось погрызть косточку. Прямо как в питомнике собачьем. Благодарность от хозяина. А что делать? Не выкидывать же? На костях осталось ещё много мяса. А если честно, то я не ожидал, что такого большого оленя, а мяса в нём было килограмм под сто, человеки слопают за один раз. Впрочем, кто знает, как они привыкли питаться. Может быть у них было трёхразовое питание — понедельник, среда, пятница? Или вообще приём пищи только по выходным. А какие выходные у неандертальца? А если судить по раздутым животам — сейчас они пойдут в «пещеру» спать. Что в принципе и произошло. Когда я позже зашёл в дом, то в будущей кухне, как кошки на сеновале спасли люди, кто-то, свернувшись калачиком, кто-то прижавшись друг к другу. Спаривающихся, как ни странно, не было. Хотя кто знает, как у них тут всё устроено.
Пожалуй, и мне пора вздремнуть. С повозки я снял оленью шкуру, которая последнее время заменяла мне постель и сплетённую из сухой травы циновку, которую я сделал как-то для того, чтобы трава не забивалась во всякие места, когда у меня не было одежды. Я положил свой коврик около окна, и расстелив шкуру завалился отдыхать. Надо привыкать к новому коллективу. А раздающееся сопение меня почему-то успокаивало. Как там мои дочки? Кто теперь скажет? С этими мыслями я провалился в сон.