Сашу бил озноб. Почувствовав подступающую тошноту, он с трудом свесился вниз с кровати, и его тут же вырвало густой склизкой массой, оставившей после себя горький металлический привкус. Он прекрасно понимал, насколько это плохо, и теперь гадал, сведет ли его в могилу кровотечение, прикончит инфекция или радиация.
Голова болела как при похмелье, которого он ни разу не испытывал. Парень судорожно пытался вспомнить, где же он побывал, но особенность сновидений в том, что, какими бы яркими те ни были, они редко откладываются в человеческой памяти надолго. Сам материал, из которого они сделаны, для этого не предназначен. Он истлевает и рассыпается при контакте с миром вещей, как вампир, на которого попал луч солнечного света. В лучшем случае мы помним то, что сочинили после пробуждения, пытаясь подогнать инобытие под рамки нашей реальности.
Как при ретроградной амнезии, через десять минут Саша не смог бы описать произошедшее с ним. Он снова был один на многие километры вокруг. Все остальные умерли в один день.
Макушка чесалась, и парень стянул с себя шапку, в которой ходил уже четверо суток, не снимая, а день тому назад улегся спать. Неожиданно вместе с ней покинула голову и часть его собственных волос. Еще один скверный сигнал. Несмотря на отдых, он не чувствовал себя лучше. Слабость была такая, что трудно было пошевелить рукой.
Александр посмотрел на светящийся циферблат часов. Половина седьмого. Вот только утра или вечера? Несмотря на этот недостаток, Данилову нравились его нынешние часы — позолоченные именные «Командирские». Наградили ими, естественно, не Сашу. Тот, с кого он их снял, остался лежать возле разбитого поезда, поглоданный собаками, так что парень считал их своими по праву. У них был ударопрочный водонепроницаемый корпус и, самое главное — стрелки, покрытые люминесцентным составом. Вроде бы фосфор, которым те были намазаны, давал небольшой фон. Смешно…
Но имелась у них еще одна слабая сторона. Каждый божий день их надо было заводить, а это составляло проблему, с его то «феноменальной» памятью. Один раз он спохватился только после того, как они полдня показывали одно и то же время. Вращалась только секундная стрелка, а Саша все удивлялся, как долго тянется час. Тяжело ориентироваться, когда на дворе только одно время суток — темное.
Они верно служили ему с тех пор, как он на второй день после событий выкинул свои старые часы, разбитые и бесполезные, на которых стрелки навсегда застыли в положении 13:50. Время катастрофы.
Если на дворе утро, то время раннее. Можно и не вставать. А если вечер, тем более. Куда торопиться?