Но когда «акробат» забил второй мяч, Димка подскочил к Глебу и в порыве чувств поцеловал его.
— Я люблю тебя, Глеб! — выпалил он.
Глеб немного опешил.
— Между прочим, еще вчера ты меня ненавидел.
— Я люблю тебя, Глеб.
— Не жалко! За это деньги не платят.
В самый разгар игры из роты прибежал дежурный.
— Сухомлинов, срочно к ротному.
Второй взвод огорченно заорал:
— Шпала!
Заправив гимнастерку, Сухомлинов поднялся в роту. На лестничной площадке его перехватил Шпала — майор Шестопал.
— А, Сухомлинов… Зайди в канцелярию, я сейчас.
Майор пришел быстро. Строгим взглядом оглядел Сухомлинова.
— Футболил?
— Да, товарищ майор.
— Мда… Вот что, вице-сержант, принимай-ка свое бывшее отделение.
— А как же…
— Так же… Не твое дело. Сказано — принимай.
Перед построением на самоподготовку майор Шестопал приказал вице-сержанту Сухомлинову выйти из строя и лично объявил о его назначении. Димка Разин облегченно вздохнул: как-никак, но раньше ему при Сухомлинове жилось лучше. С новым, а теперь старым командиром отделения он не ладил. Как определил Вербицкий, полная психонесовместимость.
На самоподготовке вице-сержант Сухомлинов раздумывал о превратностях судьбы. Когда его сняли с командира отделения, он особо не переживал… Хотя какая-то маленькая обида на командира роты все-таки была. Но тем не менее эта ситуация вызвала в нем свои мысли. Глеб думал о том, что бесцеремонное тасование, как в карты, командиров отделения, происходило от того, что командир роты плохо знал своих подопечных и не верил им, потому и действовал по методу проб…
Теперь, когда ротный восстановил его командиром отделения, он тоже особого всплеска чувств не заметил, но на рожон не лез, считая, что с командиром лучше пойти на разумный компромисс, чем получать от него «втыки».
Глеб думал о том, что будь он командиром роты — он поступал бы по-другому…
Он записал несколько строк для себя, но тут же их зачеркнул, вспомнив, как лазил по блокнотам курсовой, майор Серов. Серый тоже любил менять командиров отделения, и когда кто-то из вице-сержантов сказал об этом, он лихо ответил:
— Я изучаю человеческую природу.
О майоре Лошкареве суворовцы говорили — душа человек. Может потому, что длинный суховатый усач Лошкарев был афганец. А может потому, что Лошкарев был отходчив. Это даже по глазам его видно. Он и сам признавался в этом.
— Что вы… У меня и дома парень совсем от рук отбился. Вот вчера у соседки разбил окно. Понимаю, надо бы выпороть, а возьму ремень — и не могу. Соседка смеется: а еще майор! Сына выпороть не может.
— А пороть детей запрещено, — смело выпалил Тарас Парамонов, — это же, товарищ майор, почти уголовное дело.