Димитров открыто говорил о том, что не исключена возможность ареста кого-нибудь из членов группы гестаповцами. Это может произойти из-за малейшей небрежности. Пока он говорил, его трубка несколько раз гасла. Без всякого раздражения он снова и снова раскуривал ее. Он уже привык тратить на небольшую пачку табаку целую коробку спичек.
День близился к обеду. Яркий солнечный луч прорвался в комнату и заиграл в табачном дыму. Разговор настолько захватил и взволновал всех, что антифашисты то и дело протягивали руки к пачке «Казбека».
Беседа уже давно утратила официальный характер и превратилась в воспоминания о пережитом. Вилли, бывший командир батальона «Эдгар Андре», сказал, что чувствует себя в данный момент точно так же, как перед своей поездкой в Испанию, хотя условия нелегальной работы ставят перед ним совершенно другие требования.
— Сейчас мы лучше подготовлены и вооружены, — заметил он. — В Испанию я отправился, вооруженный лишь своими двумя кулаками.
Выяснилось, что Димитров уделяет большое внимание деталям, кажущимся на первый взгляд незначительными и маловажными, но могущим в определенных ситуациях стоить жизни. Он спросил, у каждого ли есть компас, который иногда бывает нужнее автомата, и какие финансовые средства выделены в распоряжение группы. Ответ, что выданы золотые рубли, доллары, рейхсмарки и швейцарские франки, его удовлетворил. Потом он встал, показывая этим, что разговор закончен.
В его словах звучала теплота и забота человека, прощающегося с друзьями перед нелегкой дорогой.
— Где бы вы ни были, не забывайте, что материальное оснащение — всегда лишь вспомогательное средство. Решающим будет ваше поведение, ваши действия. — И со скупой улыбкой добавил: — На моей родине, в Болгарии, так говорят: «Деньги потерять — ничего не потерять, честь потерять — много потерять, мужество потерять — все потерять».
Когда друзья вышли на улицу, был уже вечер. Длинные тени ложились на тротуар. Шел девятый час. Время у Димитрова пролетело незаметно.
Не спрашивая согласия остальных, Андре свернул в находившийся неподалеку скверик. Все пошли за ним. Сели на скамейку, и каждый погрузился в свои мысли. Они заново переживали разговор с Димитровым. Очнулись они от своих мыслей, когда где-то рядом заскрипела лебедка. Удерживаемый тонким стальным тросом, в темную голубизну вечернего неба поднялся аэростат воздушного заграждения. Через минуту заградительные аэростаты появились над Москвой во многих местах. Их вид внушал спокойствие и доверие.
— Пойдемте, — предложил Андре. — Скорее на Красную площадь, сейчас будет говорить Левитан.