Макс имел задание разыскать этих людей, откровенно рассказать им, что их сын находится в русском плену, и попытаться заручиться их поддержкой. Он должен был внушить им мысль, что с их сыном все будет хорошо до тех пор, пока они будут ему, Максу, помогать. Только убедившись в надежности своего положения, он имел право приступить к выполнению дальнейших задач.
И теперь, в самолете, Макс пытался представить себе, как выглядит Берлин после пяти лет войны. Он мысленно видел его умирающим городом, разрушенным частыми бомбежками и отмеченным печатью голода. Четыре года, с 1929 по 1933-й, он прожил в Берлине, ходил там в школу. В то время его отец был секретарем западноевропейского бюро Коминтерна, и Макс с гордостью носил красный галстук пионера «Союза юных спартаковцев». Одновременно он учился разбираться в людях. Этот веселый и беззаботный парень чувствовал, что приближается что-то страшное, несмотря на то что жизнь шла пока мирным путем. Как много времени прошло с тех пор! Да, нелегко было Максу представить себе Берлин сегодняшнего дня. Однако он ни секунды не сомневался в том, что доберется туда и сделает все, что от него требовалось.
Макса и его товарищей прижало к лавке, на которой они сидели: пилот набирал высоту. Вдруг тишину ночи разорвал рокот. Где-то совсем рядом рвались зенитные снаряды, а от их разрывов самолет бросало из стороны в сторону.
— Это были наши, — объяснила Шура, когда разрывы остались позади. — На слух это хуже, чем на самом деле. — Маленькую радистку с хорошеньким круглым личиком было не так-то легко испугать. В Киеве она энергично настаивала на немедленном вылете, сохраняя спокойствие и невозмутимость.
Вскоре вокруг самолета снова раздались взрывы. Корпус машины сильно задрожал, парашютисты затаили дыхание.
— Теперь снаряды рвутся прямо под нами, — комментировала Шура. — Это уже немцы.
Ее бодрый, веселый голос напомнил Эрнсту, что он летит без радиста. Радистка, предоставленная в его распоряжение, была вынуждена из-за болезни остаться дома. Если выдастся возможность, ему обещали прислать радиста несколько позднее, а до тех пор он должен действовать как разведчик и связной. Такое решение казалось вполне разумным, он согласился с ним целиком и полностью, но все же данное положение вещей его угнетало. В довершение всего как раз теперь, так некстати, у него ужасно разболелась правая нога. При последнем пробном прыжке Эрнст неудачно приземлился и повредил ногу. Повреждение на первый взгляд показалось неопасным, он никому о нем не сказал, чтобы его, чего доброго, не отстранили от операции. Но в дороге нога опухла, внутри что-то кололо, и вся она горела как в огне.