Еще одна любопытная сторона представляется наблюдателю в этих небесных телах. Солнце, планеты и спутники нашей системы являют нам зрелище вечного постоянства форм и движений; вид облачных звезд внушает, напротив, идею беспрерывных изменений. В одной из них вы видите облачное вещество в самом страшном хаосе; в другой светистые места, в которые, по-видимому, уже сосредоточилась материя и втекли облака, привлеченные с обширных пространств и оставившие за собою мрачную пустоту; в иных видите вы обручи из облачного вещества, окружающие темную площадь; наибольшую часть представляют различные сосредоточения материи в виде облачной звезды и планетообразных облаков; известен даже один странный пример распределения облачного вещества наподобие медового сота, в котором линии ячеек обозначены правильно линиями маленьких звездочек. Мы, конечно, не были еще свидетелями никакого изменения в наружном виде этих тел, но само беспредельное разнообразие их форм и степеней их развития равносильно движению деятельной переработки и, по прекрасному сравнению Лапласа, мы глядим на них, как на деревья в лесу: в продолжение нашего взгляда нет никакой перемены; но мы примечаем вокруг себя произрастения различной зрелости и всех возрастов; мы видим, что каждый возраст относится к особой мере времени, и неуклонно приводимся к заключению, что в растительном, как и в звездном мире, этот ряд наружных различий есть ряд постепенных видоизменений, для определения которого нужен в первом случае объем целой жизни человека, а во втором, быть может, целое существование солнечной системы.
Годичный параллакс звездных облаков мало еще привлекал к себе внимание астрономов, и измерение его должно быть сопряжено в практике с немалыми затруднениями. Несомненно только то, что параллакс тех, которые чаще всего были предметом наблюдений, незначителен и, вероятно, неуловим. Ежели параллакс большого облака Ориона не больше того, какой представляют нам звезды, тщательнее других исследованные, ширина этого облака была бы в пятьдесят или и во сто раз огромнее большого диаметра земной орбиты, то есть, от восьми до пятнадцати тысяч миллионов верст. Такое пространство легко может содержать в себе массу облачной материи, достаточную для образования солнца и целой системы планет с их спутниками. При этой мысли, наблюдение звездных облаков облекается для нас новой занимательностью и получает чрезвычайную важность в кругу человеческих знаний. Дело идет уже не о пустом обзоре ряда естественных видоизменений, но об исследовании тех постепенных шагов, которыми миры, подобные нашей земле и светилу, управляющему ее движениями и временами года, выходят из самого ужасного хаотического состояния, какое только можно себе представить, и начинают жить на просторе. И когда еще вспомним, что сочетание движения с постепенным сосредоточением массы около этих зародышей вообще достаточно для того, чтобы придать естественный вид шарам планет и спутников, обладающих тем же примечательным свойством, каким обладают наши планеты и спутники, — течь все в одну сторону и описывать почти правильные круги около своего солнца, мы должны согласиться, что изучение звездных облаков представляет не только возможность, но даже удобнейшее средство утвердить наконец ясную теорию космогонии. Если мы удивляемся могучему гению математика, который первым научил нас доказывать простым рассуждением физическую возможность и вероятность перехода небесных тел от облачной или газообразной жидкости до плотной планеты, — как не воздать дани полного уважения великому астроному, автору «Каталога звездных облаков и грозд», чьи неутомимые труды, точные наблюдения и светлые выводы полагают первое основание такому успеху ума человеческого!