И еще осталась в памяти широкая плоская кровать и она, эта женщина, метавшаяся в бреду, вся высохшая, с провалившимися, тусклыми глазами. А потом оркестр, военные с покрасневшими от холода лицами, непонятные слова — «любимица всего полка», которые говорил над большой ямой человек с непокрытой головой и двумя золотыми звездочками на кителе.
— Бедная мама, — покачал головой Аркадий, — как мало тебе выпало пожить на нашей земле. — И вдруг жестко, без всякой связи и паузы спросил: — Отец, а у тебя были другие женщины? После нее, конечно?
Антон Федосеевич подавленно усмехнулся.
— Не надо, сынок, когда-нибудь в другой раз об этом.
— В другой так в другой, — смущенно согласился Аркадий. — Только я хочу знать, были или не были. Ведь ты такой сильный, красивый. Тебя многие могли бы любить. Разве не так?
Генерал засмеялся и разлохматил ему волосы.
— Чего пристал? Тебе как отвечать? Сидя или в положении «смирно»? Сказал — после, значит, так и будет.
Аркадий утвердительно качнул головой, понимая, что не надо принуждать отца к ответу, раз он от этого ответа так решительно уходит. Стараясь смягчить неловкость, сын искал для этого предлог и обрадовался, увидев на стене под ликом одного тевтонского рыцаря фотографию немецкого аса, такую же точно, какую они только что рассматривали с Андреем Беломестновым в мансарде, в отведенной им для ночлега комнате.
— Зачем он у тебя здесь, папа?
Баталов старший не сразу понял.
— Фон Корнов? Да куда же от него денешься. Все-таки бывший хозяин этого особняка.
— Он и у нас в мансарде висит. Андрею на глаза попался. Просит рассказать о нем.
— Ну что же, исполни просьбу. — Генерал потянулся и ладонью прикрыл зевок.
— Ты устал, папа?
— Не скрою.
— Так я пошел. Нам когда завтра вставать?
— Когда выспитесь как следует. А раньше понадобитесь, Староконя за вами пришлю. Тарасик устроит подъем по всем правилам. Ты же не забыл, какой он великий мастер на побудки?
— Да нет, помню, — тепло улыбнулся сын. — Он где живет? У тебя?
— А где ж ему. Живем вместе, как два старых сторожевых пса, если выражаться реалистически. А если романтически, то надо повторить слова одного журналиста, написавшего в центральной газете: «У них ключи от неба». Разница меж нами в том, что я сторожу в основном небо, а Староконь немножко небо, а в основном меня, как и всякий истый адъютант. Ну да ладно. Спокойной ночи, дружок. — Генерал притянул к себе сына, поцеловал в губы и тут же грубовато оттолкнул. — Эх, Аркашка! Какой прекрасный возраст двадцать три года! Да еще когда лейтенантские погоны на плечах. И не какие-нибудь, а нашенские, авиационные! Да еще когда ручкой сверхзвукового истребителя, хорошо ли, плохо, ворочать уже умеешь.