У лейтенанта насмешливо подернулись губы.
— Скорость что! — возразил он, и серые глаза вдруг стали жесткими, в них загорелось выражение требовательности. Командир полка подполковник Коржов, богатырь почти двухметрового роста, присутствовавший при этом разговоре, усмехнулся: «Ну и дерзок же! До чего смело режет». А Баталов решительно закончил: — В скорости мы действительно немного проиграем, но зато сколько человеческих жизней сбережем. Война-то ведь не завтра кончается. Надо думать, пилотских могил от Москвы до Берлина на одну треть будет меньше.
— Смотрите, какая неопровержимая логика, — покосился главный инженер на командира полка. — А вы как полагаете, подполковник?
Коржов ковырнул носком унта промерзлый снег.
— Полагаю, лейтенант прав. Не далее как вчера двоих пилотов у меня уложили. И обоих с хвоста.
— Да, да, — смущенно покашлял главный. — Люди для нас превыше всего, и я рад вам сообщить, что товарищ Ильюшин уже работает над проектом двухместного «ила».
Коржов повел широким плечом и обрадованно согласился:
— Вот это здорово! Честь и хвала ему за это. Только поскорее бы надо. А пока что будем бить врага в хвост и в гриву и на этом летающем танке.
…И Антон Баталов продолжал свои полеты на фронт с аэродрома Теплый Стан.
В то утро мороз усилился до тридцати двух, а восточный ветер стал таким мощным, что до костей пронизывал механиков и техников, и они разжигали мазутные плошки, чтобы не закоченеть совсем. Коржов на это пошел, и когда его спросили, не демаскируют ли подобные костры аэродром, гулко рассмеялся:
— Да что вы, друзья-однополчане. Или в небо не поглядели? Да ведь сегодня видимость миллион на миллион километров. Берлин и рейхстаг проклятый видно. Даже Гитлера, который кружки понапрасну вокруг Москвы обводит. А техники и самолеты все равно на белом снегу что на ладони. Как их ни маскируй. Жгите ваши плошки, только подальше от самолетных стоянок.
Почти затемно совершил в этот зимний день свой первый вылет лейтенант Баталов. В жилой половине штабной землянки, куда обычно привозили завтрак, сидя на деревянных нарах, он неторопливо размешивал в стакане кубик концентрата какао, когда перед ним выросла фигура подполковника Коржова, заслонившая собою весь дверной проем. Командир полка обвел глазами летчиков и остановил их на Баталове,
— Послушай, Антоша, — сказал он заискивающим тоном, так не идущим к его огромной фигуре, — сделай милость, я тебя очень прошу. — Можно было подумать, что командир полка собирается попросить у летчика всего-навсего закурить или какую-нибудь ненужную тому в этот миг вещицу, которой не было у других. Но Баталов, как и все летчики полка, прекрасно знал, что, если Коржов заговорил таким прибедняющимся тоном, речь пойдет об очень сложном и опасном полете. — Ты меня очень обяжешь, — продолжал тем временем подполковник. — Ведь если разобраться, то это же сущий пустяк. Тридцать пять минут туда, тридцать пять обратно. Да еще минут пять над целью покрутишься.