Вошел Староконь с подносом в руках, поставил на журнальный столик две чашки кофе, пирожные и бутерброды.
— Давай перекусим, Аркаша. А батьке твоему за хорошее поведение я на ужин один марокканский апельсин выдам.
— Видишь, какой деспот? — повел глазами командующий. — Эх, Аркашка, Аркашка. Всю жизнь носил я одну мечту. Вот бы недельки на три уехать не в санаторий, а на желтый берег далекой речки, так, чтобы забыть, к чертям, про все телефонные звонки, докладные, заседания, а только сидеть на берегу да на поплавок и на казан, в котором уха над костром варится, смотреть. Никак не удавалось. А теперь, чую, я к этой цели поближе стал. Махнем когда-нибудь на Нижний Дон, Тарасик, заведем домик, моторку и сети!
— Махнем, Антошка! — с наигранной веселостью произнес Тарас Игнатьевич.
На командный» пункт истребительного полка рано утром поступила заявка от дежурного по перелетам Иконникова: «К вам идет борт 116. Летчик Череватенко». Под этим номером значился самолет командующего. И хотя о присутствии на борту самолета самого командующего ничего не говорилось, дав распоряжение своему заместителю по летной части, Клепиков поспешил встретить белый с синими полосами «Ан-24». Из салона по неудобной лесенке на землю медленно спустился генерал-полковник авиации Баталов. Здороваясь с командиром полка, не очень весело пошутил:
— Я к тебе уже в качестве пассажира прибыл, Иван Михалыч.
Клепиков встретил эти слова беспокойным взглядом и, доложив, что в полку проводятся тренировочные полеты на отработку групповой слетанности, неуверенно пригласил раннего гостя на командный пункт.
— Чего я там забыл, Михалыч? — ухмыльнулся Баталов. — Я сегодня не инспектировать, а попрощаться к вам прилетел. Все же твой полк ближе всего моему генеральскому сердцу, да и сынишка родной со своим побратимом у вас служит.
— Но почему попрощаться, Антон Федосеевич? — несмело спросил Клепиков.
— Да потому, что подписан приказ о моем уходе в запас и дня через три я улетаю в Москву. Я свое отработал, Иван Михалыч. Пора кресло и для более молодого преемника освободить. Вот так-то, мой самый любимый командир полка! А теперь проведи меня по стоянкам ваших эскадрилий.
Был один из тех удивительно тихих осенних дней, когда в воздухе плавали тонкие нити бабьего лета, осторожно и неярко светило солнце, хрустально-прозрачной была вода в озерах и реках, а в кюветах дорог и на лесных опушках уже лежали желтые сухие опавшие листья. Земля твердо звенела под ногами плечистого седеющего генерала. Сколько раз и по скольким аэродромам походил за свою жизнь Антон Федосеевич! До войны, в войну, после. И сейчас он явно почувствовал себя сильным и помолодевшим оттого, что были рядом такие дорогие, строго выстроенные по линейке, зачехленные и незачехленные истребители, с острыми, нацеленными вперед трубками ПВД, и люди, управляющие ими.