— Товарищ полковник, дежурный по управлению майор Кравец. На западной окраине аэродрома упал и сгорел истребитель.
Баталов отложил в сторону сказки Андерсена и немедленно уехал на аэродром. У догорающих обломков уже толпились летчики, только что отъехала санитарная машина, Командир летавшего в этот день полка, высокий подполковник Баранов с желтоватым, усталым лицом, угрюмо доложил:
— Лейтенант Бабушкин потерял на первом развороте скорость и врезался в землю, не успев выброситься с парашютом. Погиб, а машина, как видите…
— Как вы предполагаете, что могло быть причиной?
Баранов подавленно вздохнул:
— Личное горе. От лейтенанта Бабушкина пять дней назад ушла жена, оставив короткую записку. Я ее наизусть выучил и в гробу после такого ЧП буду помнить. «Лучше правду в лицо, чем лгать. У меня есть другой. Не жди, Юра. Ты сильный, ты вытерпишь!»
— Спасибо за столь оперативную информацию, — процедил сквозь зубы Баталов.
— Что поделаешь, — вздохнул Баранов, — мы тоже до последнего часа ничего не знали. Если бы знали, кто бы ему разрешил взлетать. Сами понимаете, в каком состоянии ушел лейтенант Бабушкин в воздух. Зазевался, не проследил за скоростью — вот и катастрофа.
На следующий день Баталов уже сидел в большом кабинете командующего. Шел дождь, и за наполовину зашторенными окнами серело беспросветно однообразное небо. Командующий вызвал звонком адъютанта, не поднимая головы, приказал:
— Никого не впускать. Все вопросы пусть решает мой заместитель.
И они остались втроем: командующий, Баталов и только что назначенный в их Группу начальник политотдела полковник Пушкарев, невысокий рыжеволосый крепыш с крутым веснушчатым лбом и спокойными, внимательными глазами. В этих глазах Баталов не прочел осуждения, в них была лишь строговатая настороженность. Зато командующий, генерал-полковник авиации Столетов, был переполнен гневом. Шапка седеющих волос воинственно дыбилась на его голове. Чисто-синие глаза смотрели с холодным бешенством, холеное бритое лицо было непроницаемым. Столетову шел пятьдесят седьмой. В конце войны он женился вторично на госпитальной медсестре, тридцатитрехлетней красавице Шурочке Золотовской, и с тех пор строго следил за собой. На всех приемах и товарищеских ужинах ничего не пил, кроме минеральной воды, играл в теннис и бегал по утрам по четыре круга на стадионе. Образ жизни помог ему сохранить и стройную фигуру, и некоторую моложавость. У него была идеальная выправка строевого командира. Самолеты командующий уже несколько лет не пилотировал, но за новой боевой техникой следил и знал ее до тонкостей. Положив на зеленое сукно письменного стола тонкие ладони с поблескивающим на одном из пальцев обручальным кольцом, Столетов высоко держал голову, не спуская с комдива синих отчужденных глаз. На педантично прибранном столе Баталов увидел папку в красной обложке и безошибочно угадал, что это личное дело разбившегося лейтенанта Бабушкина.