— Это Брем, великий охотник, естествоиспытатель и путешественник.
— Папа, а кто такой естествоиспытатель? — серьезно сощурив серые глазенки, поинтересовался сын.
— Это тот, кто очень много ходит по земле и умеет видеть жизнь.
— Значит, ты не естествоиспытатель…
— Почему? — растерялся отец.
Аркадий задумчиво вздохнул:
— Да ты все летаешь и летаешь. Когда же тебе жизнь замечать? Ты даже мне сказки перестал рассказывать.
Антон Федосеевич грустно рассмеялся и посадил сына на колени.
— Бедненький мальчик… Тебе бывает очень невесело в одиночестве… Слышишь, Староконь, какое нам брошено обвинение?
— Слышу, Антоша, — откликнулся его помощник. — Тяжкое обвинение. Растет детиночка и по суткам батьку своего не бачит. Хиба ж це розумно?
Твердая рука полковника гладила светлые волосы сына. «Кажется, темнеют, — машинально думал комдив. — Значит, не в Анку, в меня волосами пошел. А вот глаза от нее передались. Чистые, светлые».
— Ты про себя лучше расскажи, пап… как ты с фашистами дрался.
Баталов задумался и неожиданно сказал:
— Уговорились. Я тебе про воздушный бой с одним бароном расскажу.
— А барон кто? Он фашист?
— Нет, сынка, — задумался Баталов, — : скорее всего, все-таки не фашист. Просто немец, которого заставили воевать за Гитлера, а он был глупый и думал, что воюет за какую-то великую Германию.
— А почему он барон?
— Вечером расскажу, сынка.
Но вечером Баталов не пришел. На соседнем аэродроме потерпел аварию истребитель, и полковнику пришлось срочно вылететь туда для расследования. Вместо него вечернюю сказку маленькому Аркаше рассказывал Староконь. Никто из них и предвидеть не мог, что произойдет с их маленькой дружной мужской семьей в ближайшее время. Будто где-то прорвало плотину и на равнину хлынула вода — так хлынули на нового комдива неприятности одна другой хуже. Только-только вошла дивизия в норму по выполнению плана летной подготовки, только навел он образцовый порядок в частях, нашел общий язык с командирами полков и эскадрилий, как случилась авария. Правда, летчику удалось выпрыгнуть с парашютом, но машина погибла, и обо всем этом пришлось докладывать в вышестоящий штаб. А неделю спустя в довершение всего произошло новое ЧП. Антон Федосеевич, выкроив в послеобеденное время свободный часок, заскочил на квартиру проведать сына. Аркашка температурил, на щеках у него горел лихорадочный румянец. Завидев отца, он капризно протянул:
— Папа, сказку почитай… Про солдата, ведьму и огниво.
Баталов взял сказки Андерсена и, поправив на мальчике одеяло, стал листать книгу. За окном было тепло, пригревало весеннее солнце, в голубом небе слышался гул взлетающих и садящихся самолетов. В самом начале взлетной полосы ревели истребители, собирающиеся взлетать. «Сейчас заревут громче и помчатся по бетонке», — мысленно отметил Антон Федосеевич, прекрасно определявший по тому, как работают двигатели, что в данную секунду делают летчики. И действительно, стекла в гостиной задрожали от нарастающего рева, белой тенью взмыл в небо один самолет, за ним оторвался от летного поля второй. И вдруг, словно голос певца на самой высокой ноте, гул второго самолета оборвался, так что стало как-то поразительно тихо, а секунду спустя огромной силы взрыв потряс стены их дома. Подбежав к широкому окну, Антон Федосеевич увидел, что над островерхими шиферными крышами провинциального немецкого городка черным столбом колышется густой концентрированный дым, остающийся от взрыва авиационного бензина. И тотчас же ненужно резка и неожиданно потряс комнатную тишину звонок телефона: