Дорогой длинною... (Вертинский) - страница 219

И прямо в сердце мне направленные стрелы,
Мой падший Ангел из «фоли-Бержер».
А сколько хитрости, упрямства и искусства,
Чтоб только как-нибудь подальше от меня
Запрятать возникающее чувство,
Которое идет, ликуя и звеня.
Я верю в силу чувств. И не спешу с победой.
Любовь— давление в сто тысяч атмосфер.
Как там ни говори, что там ни проповедуй.
Мой падший Ангел из «Фоли-Бержер».

1934

Париж

ОЛОВЯННОЕ СЕРДЦЕ
Я увидел Вас в летнем тире.
Где звенит монтекрист, как шмель.
В этом мертво кричащем мире
Вы почти недоступная цель.
О, как часто юнец жантильный.
Энергично наметив Вас,
Опускал монтекрист бессильно
Под огнем Ваших странных глаз…
Вот запела входная дверца…
Он— в цилиндре, она— в манто.
В оловянное Ваше сердце
Еще не попал никто!
Но однажды, когда на панели
Танцевали лучи менуэт,
В Вашем сонном картонном теле
Пробудился весенний бред.
И когда, всех милей и краше.
Он прицелился, вскинув бровь.
Оловянное сердце Ваше
Пронзила его любовь!
Огонек синевато-звонкий…
И под музыку, крик и гам
Ваше сердце на нитке тонкой
Покатилось к его ногам.
ЛЮБОВЬ
Ты проходишь дальними дорогами
В стороне от моего жилья.
За морями, за долами, за порогами
Где-то бродишь ты, Любовь моя.
И тебя. Невесту неневестную.
Тщетно ждет усталая душа.
То взлетая в высоту небесную,
То влачась в пыли едва дыша.
Эту жизнь, с печалью и тревогами
Наших будней нищего былья,
Ты обходишь дальними дорогами
В стороне от нашего жилья.

1934

Париж

ЛЮБОВНИЦЕ
Замолчи, замолчи, умоляю,
Я от слов твоих горьких устал.
Никакого я счастья не знаю.
Никакой я любви не встречал.
Не ломай свои тонкие руки.
Надо жизнь до конца дотянуть.
Я пою мои песни от скуки.
Чтобы только совсем не заснуть.
Поищи себе лучше другого,
И умней и сильнее меня,
Чтоб ловил твое каждое слово,
Чтоб любил тебя «жарче огня».
В этом страшном, «веселом» Париже
Невеселых гуляк и зевак
Ты одна всех понятней и ближе.
Мой любимый, единственный враг.
Скоро, скоро с далеким поклоном,
Мою «русскую» грусть затая.
За бродячим цыганским вагоном
Я уйду в голубые края,
А потом как-нибудь за стеною
Ты услышишь мой голос сквозь сон,
И про нашу разлуку с тобою
Равнодушно споет граммофон.

1934

Париж

ЛИЧНАЯ ПЕСЕНКА
Что же мы себя мучаем?
Мы ведь жизнью научены…
Разве мы расстаемся навек?
Разве ты не любимая.
Разве ты не единая,
Разве ты не родной человек?
А ведь были же сладости
В каждом горе и радости,
Что когда-то делили с тобой.
Все, что сердце заполнило.
Мне сегодня напомнила
Эта песня, пропетая мной.
Я всегда был с причудинкой,
И тебе, моей худенькой,
Я достаточно горя принес.
Не одну сжег я ноченьку
И тебя, мою доченьку,
Доводил, обижая, до слез.
И, звеня погремушкою.