Несмотря на блестящие дела, я легко запутался, и был объявлен банкротом. Мои компаньоны благополучно отвязались от этих обязательств, как более опытные люди, а я, как человек мало коммерческий, остался отвечать один за всех.
Надо отдать справедливость моим кредиторам: узнав, что у меня ничего нет (кроме костюма Пьеро), они оставили меня в покое, и только один «ходатай по делам» увязалдя, так сказать, вплотную.
Лично ему я, разумеется, ничего не должен и даже в глаза его не видал, но, очевидно, он «по дешевке» купил какой-нибудь из моих «вышеуказанных в тираже» чеков и вот развлекается, развлекая в то же время немногочисленную публику объявлениями и заметками подобного сорта.
Конечно, ни одна уважающая себя газета не поместила бы подобного объявления. Но чего можно требовать от этих изданий?
Я посмеялся, и тем дело кончилось.
Если бы у великого Кина продали с аукциона костюм Гамлета, то это была бы история — история театра.
А если… у Вертинского продают костюм Пьеро — то это маленькая грязная шанхайская история.
Ну что же, костюм мне не нужен, я из него вырос.
Пусть этот «ходатай от „Иверской“» сошьет себе из него адвокатскую тогу.
Посмейтесь же и вы со мной, господин редактор!
Александр Вертинский.
ВЕРТИНСКОГО костюм ПЬЕРО,
серебр. портсигары и другие вещи
будут продаваться с аукциона по приказу Исполнительного отд.
местного суда 2-го Особого района Шанхая.
Аукцион состоится 10-го августа
в 9 час. утра, во дворе суда.
Участие в аукционе свободно для всех.
А. Н. ВЕРТИНСКИЙ — В. М. МОЛОТОВУ
Глубокоуважаемый Вячеслав Михайлович.
Я знаю, какую смелость беру на себя, обращаясь к Вам в такой момент, когда на Вас возложена такая непомерная тяжесть — такая огромная и ответственная работа, в момент, когда наша Родина напрягает все свои силы в борьбе. Но я верю, что в Вашем сердце большого государственного человека и друга народа найдется место всякому горю и, может быть, моему тоже.
Двадцать лет я живу без Родины. Эмиграция — большое и тяжелое наказание. Но всякому наказанию есть предел. Даже бессрочную каторгу иногда сокращают за скромное поведение и раскаяние. Под конец эта каторга становится невыносимой. Жить вдали от Родины теперь, когда она обливается кровью, и быть бессильным ей помочь — самое ужасное.
Советские Патриоты жертвуют свой упорный сверхчеловеческий труд, свои жизни и свои последние сбережения.
Я же прошу Вас, Вячеслав Михайлович, позволить мне пожертвовать свои силы, которых у меня еще достаточно, и, если нужно, свою жизнь — моей Родине.
Я артист. Мне 50 с лишним лет, я еще вполне владею всеми своими данными, и мое творчество еще может дать много. Раньше меня обвиняли в упаднических настроениях моих песен, но я всегда был только зеркалом и микрофоном своей эпохи. И если мои песни и были таковыми, то в этом вина не моя, а предреволюционной эпохи затишья, разложения и упадка. Давно уже мои песни стали иными.