Все это дает мне право думать, что мое творчество, пусть даже и не очень «советское», нужно кому-то и, может быть, необходимо. А мне уже 68-й год! Я на закате. Выражаясь языком музыкантов, я иду «на коду». Сколько мне осталось жить? Не знаю, может быть, три-четыре года, может быть, меньше. Не пора ли уже посчитаться с той огромной любовью народа ко мне, которая, собственно, и держит меня, как поплавок, на поверхности и не дает утонуть?
Все это мучает меня. Я не тщеславен. У меня мировое имя, и мне к нему никто и ничего добавить не может.
Но я русский человек! И советский человек. И я хочу одного — стать советским актером. Для этого я и вернулся на Родину. Ясно, не правда ли? Вот и я хочу задать Вам ряд вопросов:
1. Почему я не пою по радио? Разве Ив Монтан, языка которого никто не понимает, ближе и нужнее, чем я?
2. Почему нет моих пластинок? Разве песни, скажем, Бернеса, Утесова выше моих по содержанию и качеству?
3. Почему нет моих нот, моих стихов?
4. Почему за 13 лет нет ни одной рецензии на мои концерты? Сигнала нет? Я получаю тысячи писем, где меня спрашивают обо всем этом. Я молчу.
В декабре исполняется 40 лет моей театральной деятельности. И никто этого не знает. Верьте мне — мне не нужно ничего. Я уже ко всему остыл и высоко равнодушен.
Но странно и неприлично знать, что за границей обо мне пишут, знают и помнят больше, чем на моей Родине! До сих пор за границей моих пластинок выпускают около миллиона в год, а здесь из-под полы все еще продают меня на базарах «по блату»! <…>
Мне горько все это. Я, собственно, ничего у Вас не прошу. Я просто рассказываю Вам об этом. <…> Потому что Вы интересуетесь искусством и любите, по-видимому, его <…>
Как стыдно ходить и просить, и напоминать о себе… А годы идут. Сейчас я еще мастер. Я еще могу! Но скоро я брошу все и уйду из театральной жизни… и будет поздно. И у меня останется горький осадок. Меня любил народ и не заметили его правители!
Примите мой привет и мое глубокое доверие к Вам, как к настоящему советскому человеку, и прошу помнить, что это письмо Вас ни к чему не обязывает.
Ваш Александр Вертинский
А. Н. ВЕРТИНСКИЙ — К. Л. ЛИСОВСКОМУ
Москва
6 октября 1955 г.
Милый дружище Казимир!
Совершенно случайно на три дня попал в Москву. Меня отпустили на праздники. Закончив гастрольную поездку, я улетел в Киев, пробыл всего неделю дома. С 25-го октября снимаюсь в Киеве в двух картинах: «Костер бессмертия» и «фата-Моргана». До конца ноября я — в их плену. (Между прочим, часть натуры снимаем в Сухуми.) С 1-го декабря у меня Рига и Ленинград. Потом январь — концерты в Москве, а дальше — Средняя Азия. Вот вам план моей работы. Устаю. Злюсь. Часто мерзну в нетопленых театрах. Никаких радостей, ни творческих, ни собачьих, кроме колбасы, которой нас кормят на студии. Она-то именно и называется «собачья радость» и действует в духе ваших внуковских бутербродов.