Любящий вас папа Саша
* * *
Здравствуй, дорогой Бибулек! Я вчера расстроился, когда услыхал в телефон, что ты плачешь. Из-за такой чепухи. Не надо ссориться. Вы же у меня одни. Я простудился, но уже проходит. Сегодня надену пальто. Спасибо, что прислали. Что пишет мама? Напишите мне по адресу: гор. Горький. Госфилармония. Мне. Числа 19-го я уже буду дома. Пою я хорошо. Успех хороший. Только скучаю по своим непослушным доченькам. Целую тебя крепко.
Твой папа
* * *
Бибуль! Эта девочка похожа на тебя. Только она отличница. А ты — нет. Но ничего. Не в этом счастье. Эта девочка красивая, но моя Биби — лучше. Жаль только — учится хуже. Что же ты там делаешь, моя красавочка? Телевизор уже смотрите по воскресеньям? Как Кузя на даче? Как вы живете с Настенькой? Исполнили вы мою просьбу или ссоритесь по-прежнему? Через месяц я прилечу. Ровно 1-го ноября. Целую тебя, моя радость. Привет Настеньке, и маме, и бабе.
Папа
* * *
21/9/54
Золотой мой Бибулек!
Как тебе понравилось в колхозе? Как ты учишься? Почему не пишешь папе? Я уже кончил Киев и лечу во Львов. Скучаю по своим доченькам. Послал вам конфетки — «марципаны», их можно кушать. Не гоняй по улицам, учись английскому.
Целую тебя крепко в масявочку.
Папа
А. Н. ВЕРТИНСКИЙ — Л. В. ВЕРТИНСКОЙ
Киев.
21 августа 1945 г.
Дорогая жена моя Лиличка!
Вот я и в Киеве. Не могу тебе описать то чувство, которое охватило меня при въезде в этот город моего детства и юности. Изменился он мало и, кроме неузнаваемого, разрушенного до ужаса Крещатика, во всем остальном он остался таким, как я его запомнил на всю жизнь. Только стал старше немного. Деревья выросли выше и гуще, и оттого он стал похожим на человека, у которого отросли волосы.
Приехали мы вчера в 3 часа дня — тащились по жаре в поезде 20 часов, что ужасно измучивает. Но уже вечером я не выдержал и потащил Мишку[13] на Крещатик. Оттуда мы прошли к Днепру, смотрели на него из б. Купеческого сада. Он так красив, этот город, он напоминает немного Тбилиси, но только больше зелени и лучше здания. Они почти все целы.
Был во Владимирском соборе. Он цел также, но обветшал немного. Его уже реставрируют. Он был открыт. Мы вошли внутрь, я снова смотрел на его чудесную живопись и вспоминал, как семилетним мальчиком меня водила сюда Наташа[14], как я замирал от пенья хора и как завидовал мальчикам, прислуживающим в алтаре в белых и золотых стихарях, и мечтал быть таким, как они, и ходить по церкви со свечами… И все на меня смотрели бы… Я уже тогда бессознательно хотел быть актером.
Мы поднялись наверх, на хоры. Я показал в алтаре Божью Матерь Нестерова, в голубом хитоне, в которую я был влюблен и носил цветы. Уверенно, ни на секунду не сбиваясь, я водил Мишку по городу, называя улицы и здания, — как по своему дому. Теперь я так сильно почувствовал свое возвращение на Родину. Если Москва была возвращением на Родину, то Киев — это возвращение в отчий дом.