Я давно научилась не напрягаться, а управлять самолётом расслабленными руками и ногами, чувствовать машину, как говорят, кончиками пальцев. Так, что
просто утомляющее однообразие и отсутствие раздражителей для органов чувств. Чтобы хоть как-то с этим бороться, можно на некоторое время убрать маску и подставить лицо
обдуву набегающим потоком воздуха. Или расстегнуть ворот комбинезона, в котором уже жарко, а в летнем ещё холодно, вот и паримся, хотя вместо унт уже все летают в
сапогах. Можно петь, или расстегнуть клапаны шлемофона и подставить ветру щёки и горло. Но при этом не стоит расслабляться совсем и какой бы непроглядной не была ночь,
но нужно вглядываться в эту темноту, потому, что немецких истребителей-ночников никто отменить и исключить не может, а для них мы лакомая цель, фактически беззащитная
против них и не способная убежать, при этом за каждый сбитый У-двасик им премии выдают и награждают. Вот как наши маленькие несерьёзные самолёты их проняли, даже
приятно!
Слава Богу! Долетели, вон выложенные оговорённой цепочкой четыре костерка, Зоя мигнула огнём и пошла на посадку. Вы думаете, что мы в очередь с ней
тоже стали садиться? Не угадали, мы ушли на круг и внимательно смотрим, что делает Зоя. И будем садиться, только когда она нам даст сигнал, что опозналась со
встречающими и всё нормально. Сегодня это будет сигнал красным огнём фонарика. Вообще, нам всем объясняют каждый раз перед таким вылетом, что до опознания не глушить
мотор, быть готовыми к немедленному взлёту и прочее, а для нас, если нет сигнала на посадку, это равно приказу разворачиваться и лететь обратно. Нет это всё правильно,
но как мы будем по прилёту смотреть в глаза однополчан? Ничего не попытаться сделать для спасения своих и просто выполнить приказ, всё правильно, но осадок такой, что
лучше удавиться. И хоть об этом никто вслух не говорит, но все готовы молиться, чтобы в такую ситуацию не попасть. Ещё будь у нас с собой стрелки, мы могли бы наших
пулемётами прикрыть, хоть куда и как стрелять в темноте не очень понятно, но хоть не безропотно, как жертвенные агнцы...
Фу-у-ух! Красный огонёк мигнул положенное число раз. Можно садиться. Я сейчас на дальней дуге круга, поэтому первой идёт Наташа, следом по кочкам
обычной неподготовленной поляны скачу ближе к кострам и сразу глушу мотор и наступает звенящая тишина, прерываемая только деловитой суетой каких-то теней у Зоиного
самолёта. Подойдя ближе поняла, что здесь распоряжаются всего двое молчаливых ребят увешанных оружием и деловито таскающих привезённый груз к кустам за кострами, а
вокруг Зои и Евдокии стоят какие-то тени не участвующие в разгрузке. Когда до этой группы осталось меньше пяти шагов поняла, что меня смущало в этой группе, они
маленькие, это дети. Выяснилось, что тут пятеро детей, которых мы должны забрать с собой. Что это за дети? Чьи они и почему они здесь? Не нашего это ума дело. Вопрос в
том, как нам разместить пятерых в наших машинах. Младшим нет и пяти лет, старшему или старшей, их двое, наверно уже четырнадцать. В отсветах костра видны их худые
измождённые лица, с точки зрения пилота нам важен их вес, а потому Зоя командует, что двоих младших Дуня возьмёт себе на руки, трое оставшихся во вторую кабину к
Наташе, а мне весь груз, который приготовлен к отправке на Большую землю. Чуть в стороне успокаиваются несколько лошадей, которым явно не понравилось появление рядом в
ночи наших тарахтящих аппаратов, но сейчас их беспокойство проходит. Времени рассусоливать нет, всех задерживаю я, потому, что меня грузят какими-то ящиками и мешками,
наталкивая их во вторую кабину...