Да нет-нет заберется под печку — пошевелит ежа пальцем, понюхает: жив ли.
По-весне с теплым ветром налетела на Угрюма хворь, почернел мужик, как головешка, видно и впрямь смерть пришла.
Лежит как-то Угрюм на лавке, в огневице мечется, кончины дожидается. Слышит, на руку ему — рука у него до полу свисла — точно капли воды студеной падают. Глянул — а на полу ежик, словно пьяный, носом своим крысиным в руку ему тычется, будто лизнуть хочет.
Откуда силы взялись у Угрюма — с лавки как вскочит да точно дитя малое на полу круг звереныша и заелозил. Кривит, лопочет, чуть не захлебывается:
— Радость ты моя, еженька мои, проснулся.
А как начал еж сметану есть да перемазал себе все рыльце — закатился Угрюм нутряным смехом радостным, первым смехом своим детским, счастливым, закатился так, да и отдал Богу душу.
Так на утро нашли его в мрачной горнице, лежит Угрюм на полу, скрючился весь, а на лице застыло сиянье радости.
Обуховская больница
12/XI—1921.
Синекура
(Из книги «Обыватели»).
Зеньчугову надо побриться, чтобы в салон Бэллы Исаковны явиться не как-нибудь…
— Перед ним вывеска; черная рука с перстом указующим и под нею
Голярня Деденка за рогом.
Голярня от слова голый, корень вне сомненья — что же кроме бани? А в бане брадобрея искать уместно. Перст указует в пустое пространство, значит свернуть за угол. Рог — угол.
Свернул; все как по-писанному. В первом же стекле окошка из ниспадающих белых складок глядится крутой затылок туземца.
— Хиба ж це и есть самая голярня? — воображая, что говорят по-украински, спросил Зеньчугов.
— А хиба ж вы не бачите? — вопросом ответил хозяин и поманил пальцем хлопца: Тишко́!
Хлопец безмолвно обернул хомутом длинное полотенце вокруг шеи Зеньчугова, подоткнул, спустил концы сзади до полу и приступил к обработке лица.
— По смётке у вас здесь действовать лучше, чем по созвучию с родственным языком. По созвучию, у вас попасть можно совсем даже не туда, куда попасть хочешь. Вот я на вокзале…
Но молчал в ответ хлопец, молчал хозяин, молчали намыленные губы соседа. Зеньчугов сконфузился и оборвал…
А хотелось ему рассказать, как, привлекаемый крупной надписью «коровничий», он настроился на покупку продуктов молочных, но вместе со своим чайником выведен был из приема начальника станции. «Коровничий»-то оказался он, и презлой.
Неразговорчивы здешние люди, и, предав свою личность в руки хлопца, Зеньчугов стал мечтать.
— Выбреется, пойдет к Белле Исаковне, получит синекуру и дело в шляпе. Завтра с утра в библиотеку, и за диссертацию!
Зеньчугов, кандидат математических наук, оставленный при университете, уже два года ведет жизнь человека на дне. Не ест — перехватывает, на ногах самоделки, одет во второй класс и в ломберный стол.