Незнакомец только что собрался поглядеть на себя в зеркало. Он был в несомненном волнении, — черты лица обтянулись у него, как в лихорадке, мускулы напряглись, глаза углубились и удивительно похорошели. Увядание света на потолке раздосадовало его. Он поднял голову наверх и нетерпеливо уставился не лампочку. Свет, дошедший было до тусклой красноты, снова стал разгораться и уже достиг прежней яркости, как опять невидимая спазма сократила его, на этот раз гораздо скорее прежняго, и не успел господин оглянуться, как лампочка наверху потухла. Таков уж был экономный обычай приморского городка; станция, предупредив жителей, к полуночи отнимала свет.
— Чорт возьми! — сказал господин, очутившись в полной темноте. Он не курил, спичек у него не было. Взволнованный, чисто вымытый, надушенный, в чистейшем белье, в элегантном халате, стоял он посередине комнаты, слегка растерявшись. Ему надо было в точности знать время. Но как это сделать? Самое разумное — выбраться в корридор и позвонить номерному мальчишке. Он решительно двинулся с места.
Но глядя наверх, незнакомец утратил правильное представление о четырех стенах своей комнаты. Он шагнул туда, где, как ему казалось, была дверь, — и наткнулся на кровать, пребольно разбив себе коленную чашечку. Охая и потирая ушибленное место, двинулся он в противоположную сторону от кровати и уперся в мягкую обшивку дивана. Тогда, шаря по ней обеими руками, он, наконец, добрался до стены и решил не отступать от нее, пока не нащупает двери. Но самые простые вещи иной раз становятся непреодолимыми. Номер, по капризу неведомого строителя, был весь обделан филенками, повторявшими вдоль стен характерные, прямоугольные плоскости, с ребрами вокруг, как это делают обычно на дверях. Скользя рукой по этим филенкам, незнакомец принимал их за двери; он водил ладонями по выемкам, поднимал их до карнизов, нагибался к самому полу — и нигде не находил ни дверной ручки, ни замочной скважины, ни ключа. Тогда, на мгновенье остановившись, он решил сообразить, где может быть дверь, и стал припоминать расположение мебели. Ему вспомнилось, что прямо против двери висело стенное зеркало. Он решил отыскать его и уже от него, по прямой линии, пересечь комнату. Но по пути к зеркалу он сделал еще одну попытку: наткнулся на ковровую занавесь, проник к окну, приоткрыл ставню — ничего, нигде ни единого клочка света; окно выходило в тупик; разыгрывался ужасный осенний нордост; с треском и свистом гнулись внизу деревья, пыль обдала его душным запахом, небо чернело, сплошь забросанное волокнами туч. Не было ни луча, ни мерцанья, ни перехода к иной степени темноты, которые могли бы помочь глазу. Ничего, та же безнадежная тьма.