— Послушайте, принесите мне побольше воды в умывальник, — сказал он из своего прикрытия.
Вода была принесена, и умывальник наполнен доверху. Тогда наш незнакомец старательно запер дверь на ключ, снова взглянул на часы и подошел к окну.
Ночь была чернее колодца. Дул с перерывами сухой, горячий нордост, засыпая подоконник пылью и нагоняя на крутое небо, кое-где еще поблескивавшее звездами, сплошные, черные тучи. Клубы их расползались, как дым, и от их заволакивания внизу, на земле, становилось еще темнее и душнее. Господин захлопнул окно, закрыл его плотными ставнями и задернул ковровою шторой, — с поспешностью человека, имеющего перед собою определенное дело.
Чемодан стоял на столе. Это был крохотный чемодан русского изделия, брюхастый, с непрочной жестяной застежкой, видимо купленный на скорую руку. Господин щелкнул замком, приподнял ремни, и обе его половинки легко, словно чешуйки лопнувшего боба, упали направо и налево, обнажив почти пустую сердцевину. Там лежала, свернутая в трубку, смена белья, бутылка одеколону, просочившаяся на дно и запачкавшая белье желтыми, остро пахнущими пятнами, мыло, зубная щетка и кое какие не хитрые принадлежности мужского туалета.
Все время поглядывая на часы, мигавшие ему своими ресницами-стрелками, господин стал раздеваться. Мы наблюдаем за его туалетом, не вдаваясь в слишком большую нескромность. Скажем только, что, когда очередь дошла до мытья, незнакомец не удовольствовался тоненькой, ежеминутно прядавшей струйкой, а, закрыв проточное отверстие, напустил в таз целое ведро воды и полоскался в нем, как утка, фыркая, чмокая и отдуваясь с наслажденьем возбужденного человека. Потом он вытер лицо и грудь мохнатым полотенцем и, налив на ладони одеколону, растер себе ими все тело. Потом он сполоснул и вычистил зубы, обвел ногти костяною щеточкой, пригладил мокрые волосы и, расстегнув белье, спустил с себя все на пол. Наблюдая за ним и теперь, по обязанности автора, я не могу не отметить, что это мужчина поджарый и крепкий, из беклиновской породы волосатых существ с цепкими, но совершенно безволосыми оконечностями, — странно противоречащими мохнатой груди. Он со вкусом и очень медленно начал одеванье, сперва пустив в ход чистые носки, потом достав, вместо запыленных дорожных башмаков, щегольские ночные туфли на мягкой подошве.
Нет нужды прослеживать за ним далее. Скажу только, что когда стрелки на часах приблизились к без четверти двенадцати, незнакомец накидывал на себя мягкий фланелевый халат. И как раз в это время скверная электрическая лампочка, слабо горевшая наверху с красноватым оттенком, вдруг начала медленно, медленно угасать.