— Умоляю вас, господин, отведите меня к моему мужу.
Он засмеялся, прищурив глаза, и, ударив себя в грудь, ответил:
— Вот тебе и муж, зачем еще ходить куда-то?
— Нет! Умоляю вас, господин, пожалейте меня!
Он расхохотался во все горло, и смех его заглушил плач Бинь. Вынув бумажник с деньгами, он отсчитал пять пиастров и вложил их в руку девушки.
— Вот, видишь, я жалею тебя.
Сказав это, он схватил ее за плечи и стал целовать в щеку, посеревшую от страха. Бинь закричала. Он быстро заткнул ей рот.
— Кого ты вздумала звать? Молчи, слушай меня, тебе же будет лучше…
Прижав Бинь к себе, он поднял ее и понес на европейскую кровать, стоявшую рядом. Опустив полог, он навалился на Бинь, грудь к груди, щека к щеке, горящие глаза против померкших.
Тело ее безвольно обмякло. Груди, полные молока, казалось, лопнут от тяжести, навалившейся на них.
Бинь вся дрожала. Она пыталась говорить, умолять, но он крепко сдавил ей горло.
Она судорожно обводила глазами душную комнату, погруженную в полумрак осеннего утра, из горла у нее вырывалось сдавленное непонятное бормотанье, как у бредящего в забытьи человека.
— Иисус… Погибаю! Спаси меня… Нет!.. Нет!..
…Вдруг снаружи кто-то сильно ударил в дверь. Бинь не успела подняться, как дверь с шумом распахнулась. Какая-то женщина ворвалась в комнату и, бросившись к Бинь, вцепилась ей в волосы. Молодой человек вскочил, быстро собрал свою одежду и убежал. Бинь, в лице которой не было ни кровинки, в ужасе воскликнула:
— Господин! Господин, как, вы меня оставляете?
В припадке безумной ревности, с багровым от ярости лицом, женщина сдавила голову Бинь под мышкой…
— Оставляете меня, да!.. Оставляете меня, да!.. Оставляете меня!..
Каждое слово сопровождалось дикими воплями. Схватив свою деревянную сандалию и выпучив глаза, женщина принялась бить ею Бинь наотмашь по лицу. Та никак не могла вырваться. Эта женщина, толстая и здоровая, была гораздо сильнее ее. Бинь перестала уже молить о пощаде и только плакала навзрыд. Толстуха, голося и беснуясь, громко бранилась и наносила Бинь удар за ударом…
Пол трещал и ходил ходуном. Голоса перепуганной насмерть Бинь совсем не было слышно.
Со всех сторон на шум сбежались соседи. Скоро нижний этаж был забит зеваками. Несколько женщин, знакомых с женой молодого человека, поднялись наверх. За ними следом вошли два полицейских — француз и вьетнамец.
Толстуха все еще продолжала вопить и избивать Бинь. Полицейский-вьетнамец подбежал и вырвал у нее сандалию. Француз оттащил Бинь в сторону и попытался помочь ей встать, но Бинь от страха и боли не могла стоять на ногах и снова упала на пол. Рассыпавшиеся волосы падали ей на лицо, закрывая глаза, распухшие от слез.