Бинь покосилась на нее с шутливым возмущением:
— Ну, ты совсем разошлась!
— А как же иначе?..
Вдруг из соседней комнаты послышался чей-то голос:
— Госпожа, ваш муж просил сказать, чтобы вы сегодня ложились спать одна. Он будет дежурить всю ночь в канцелярии.
Лиен, с трудом прожевав рис, ответила:
— Спасибо, скажите ему, пожалуйста, что сегодня ночью я лягу спать не одна, а вдвоем.
— Как вдвоем?! О, вы большая шутница!
— Да, да, так и передайте. — Лиен притянула к себе Бинь и зашептала ей на ухо: — Этот тип женат, но жена живет в Хадонге и приезжает сюда очень редко. Жуткий бабник, и карман у него всегда набит, чего тебе еще?
Бинь легонько оттолкнула ее:
— Мне это ни к чему!
Лиен громко расхохоталась, стараясь, чтобы услышал человек в соседней комнате:
— Никто тут ни на кого не кидается, чего ты так испугалась?
Торопливо зажав ей рог, Бинь прошептала:
— Не надо! А то я сейчас уйду!
После ужина Лиен открыла шкаф, достала два платья из цветного французского крепа, шелковые штаны и сказала:
— Ну-ка, примерь, к лицу ли они тебе? Эти платья — желтое и кофе с молоком — я сшила недавно к празднику. Они, наверное, тебе впору, у нас ведь фигуры одинаковые.
Бинь смутилась. Но Лиен чуть не силой заставила ее примерить платья. Видя, что они словно сшиты на подругу, Лиен радостно зацокала языком:
— Чудесно! Вот тебе зеркало! Там гребенка, пудра и помада, побыстрей наводи красоту, и пошли. А то опоздаем в театр, скоро уже восемь.
Бинь была смущена и растрогана добротой Лиен, щеки ее покрылись ярким румянцем.
— Да-а! Ты все такая же молодая и красивая, — удивлялась Лиен, — а вот я, что ни день, все старею и дурнею.
Бинь ничего не ответила; опустив голову, она смотрела на японские туфельки, но мысли ее витали далеко. С болью и тоской думала она о том, что красота и молодость не принесли ей счастья, наоборот — одни только страдания…
Видя, что Бинь все еще колеблется, Лиен обняла ее и сказала:
— Это единственный выход. Я вижу, он тебе не по душе, но у меня прямо руки опускаются — не знаю, как тебе помочь… Я обегала всех, везде узнавала, но повсюду мне отказывали наотрез. Теперь я и сама поняла, сотня пиастров — это большие деньги!
— О, какая я несчастная! Какая несчастная! — воскликнула Бинь. Потом она повернулась и спросила Куна, стоявшего рядом со старухой, которую Бинь встретила когда-то в Хайфоне:
— Всего четыре дня?
Кун кивнул головой.
— Они дали четыре дня сроку; если за это время мы не внесем все деньги, их отвезут в город и посадят в тюрьму.
Бинь с волнением смотрела на мальчика. Да, он по-прежнему любит ее. Вчера, увидав ее в толпе на базаре, он бросился к ней, обнял и заплакал навзрыд. Она все еще переживала радость свидания с братом, который подрос и стал таким смышленым.