Во второй комнате находилась перевязочная, она же процедурная. В третьей сидел фельдшер-санинструктор с тремя лычками на погонах, большой стол которого был вечно завален газетами с кроссвордами. А чего еще делать, если военные болеют редко, а местные, которых уставом исцелять не возбранялось, лечатся собранными травами и самогоном собственного производства? Ну вот разве что теперь еще одна развлекуха появилась – подкалывать караульного, когда он в фильтрующей маске и перчатках за задержанным посуду моет или ведро с дерьмом выносит. Тем более что фамилия у парня была подходящая и менять его на посту никто не собирался – спал парень прямо в процедурной.
– Слышь, Нестреляй, а ты реально стрелять не умеешь? – поинтересовался фельдшер, гоняя прутиком по кроссворду жирного таракана. – Как же тебя с такой фамилией в армию взяли?
– А поновее ничего нет? – так же лениво отозвался автоматчик, который сидел на стуле рядом с дверью. Тупые шутки по поводу своей фамилии он знал наизусть и уже давно не бесился на тех, кто пытался его подколоть, воспринимая их как неизбежное зло.
ПМП среди солдат считалось «приколом». Ни строевой тебе, ни офицерской «шкалы». Утром придет капитан медслужбы, зыркнет начальственным глазом, всё ли в порядке, – и нет его. Только скучно. Вот и веселились служивые как могли в ожидании того капитана. Единственное неудобство, что вставать приходилось рано, а то может поймать сонными на боевом посту, тогда не поздоровится. Характер у него крутой, можно и «прикола» лишиться.
Рассветное солнце мазнуло хилым лучом по оконному стеклу, которое отразило его прямо в глаз Нестреляю. Сонный солдат, тихо ругнувшись, заморгал, стер выступившую слезу, и за шуршанием рукава по лицу не сразу понял, что творится слева от него. А когда дошло, то вскочил, вскинул автомат, щелкнул переводчиком огня и направил ствол на дверь изолятора, от неожиданности забыв дослать патрон в патронник.
Понимая, что помещение будет использоваться по-разному, военные постарались, оформляя его как следует. В том числе укрепили косяки стальными уголками, чтоб в случае чего раму не так-то просто было выбить изнутри. Но сейчас эти косяки трещали, и мерзко визжали шурупы, выдираемые из деревянной стены. Потому что изнутри на дверь давили. И очень сильно, будто там заперли не еле живого, истощенного человека, вышедшего из Зоны, а здоровенного бугая весом кило в сто двадцать, не меньше.
– Слышь, ты, не балуй! – крикнул караульный. – Я ж стрелять буду!
На крик сослуживца прибежал сержант-фельдшер – и тоже тупо уставился на дверь, выламываемую изнутри.