— Три года. А два года Гэрэлма накликала дочери Баюу — Тамажаб двух сыновей — Дамдина и Жамбала. Так и зовут мальчиков, как нарекла их Гэрэлма, — с гордостью ответила мама.
— Ваша дочь сказочницею станет или за русского замуж выскочит! — строго изрек лама. — Подай мне кочергу! — грозно приказал он.
«Треснет сейчас кочергою и череп расколет, чтобы не вышла потом за русского!» — подумала я со страхом. Отважилась-таки, подала кочергу, а сама кошкою метнулась к двери.
Распалившийся Вандан-лама в экстазе молниеносно скрутил толстую кочергу в бараний рог! Родители были потрясены.
— Моя змея с коралловыми рогами лучше тебя! Она летает! — вскрикнула я с таким отчаянием, словно моя жизнь в эту минуту висела на волоске. Волшебник ламбагай в ярости кинул в меня скрученною кочергою. Я выскочила из дому и, не чуя ног, босиком побежала в степь.
В ушах грохотал громовой удар об пол скрученной в погибель кочерги и словно все еще догонял и догонял меня, пока я на бегу не влезла правою ступнею в сусличью нору и упала, как пораженная стрелою вдогонку.
От резкой боли в суставе померкло солнце.
Так я горько-горько плакала в одиночестве, впервые причитая в степи от огромной детской беды:
— Остались мы без ко-чер-ги-и-и-и!..
— Кто же теперь скует нам но-ву-ю-ю-ю?..
— Чтобы никто, никакой злой лам-ба-га-ай-ай-ай!..
— Не скручивал боле-е-е-е ко-чер-гу-у-у-у!..
— Нашего се-мей-но-го-о-о-о оча-га-а-а-а…
— Нуж-на-а-а-а нам чу-гун-ная-я-я-я!
— А лучше всего сковал бы кузнец нам медную ко-чер-гу-у-у-у!
Боль стихала от причитаний.
Боль моя стихала от красоты сияющей медной кочерги. А голенный сустав правой ноги все более распухал…
Я мысленно разгребала алые угли раскаленным медным гребнем новой царской кочерги.
…Так в семь лет я бесстрашно вступила в единоборство и по-своему победила знаменитого ламбагая.
Вскоре моя жизнь совсем потускнела. Родилась моя первая сестренка Очир-Ханда, за нею — вторая Машенька, потом я обзавелась двумя плаксивыми братишками Владимиром и Лубсаном.
Родители перестали трястись надо мною, как над единственным домашним идолом. Будили рано, и я целыми днями служила на побегушках: подметала пол, выбрасывала мусор и золу из печки, таскала дрова и воду, мыла посуду, стирала бесконечные вонючие пеленки, с отвращением отворачиваясь от них.
А вечерами носилась по горкам и оврагам, чтобы загнать домой скотину. Бабушка, давая мне кружку парного молока, называла меня то стальною подковою, то неутомимым веретеном. Ободренная ее похвалою, я ветром уносилась искать недостающих овец. Родители порою жалели меня и вздыхали: