— Я пожму руку любому, кто прыгнет дальше меня.
Несколько парней снова попробовали свои силы, но опять потерпели неудачу, и в конце концов на площадке не осталось больше желающих. Проведенная куриным пером черта, до которой допрыгнул Селим, так и осталась недосягаемой для других. Халиль подумал, прикинул, огляделся. Потом медленно поднялся, глубоко вздохнул и направился к площадке. Он смерил взглядом расстояние от места толчка до прочерченной пером линии, затем посмотрел на палатки. Затаив дыхание, на него глядела Эмине. Халиль снял ботинки, закатал штаны до колен, засучил рукава и снова посмотрел на Эмине, будто она могла прибавить ему силы. Эмине поняла его взгляд.
Халиль разбежался, с силой оттолкнулся, прыгнул и обошел Селима на целую пядь.
После захода солнца все вокруг изменилось: и запах моря, и ветер, и песок. Вечер окутал берега лиловым туманом. Быстро темнело. Вскоре перед палатками и повозками зажгли фонари, снова задымили печки, зашипел жир, заплакали дети, а море стонало и шумело, вызывая ощущение бесконечности и освежая сердце, словно благодатный дождь. И люди невольно обращали лица к морю, переживая один из прекраснейших дней своей жизни; казалось, они лишь сейчас поняли, что жизнь не вечна и надо спешить жить.
У палатки ужинали Дурмуш, Хусейн, Назмие и дети. Эмине и Ребиш прислуживали. Ремзи поглядывал то на хозяина, то на мать, то на море и думал о своем. В такие минуты он с особой остротой чувствовал, что ему непременно надо учиться.
В стороне Али Осман, Сулейман и Халиль кормили волов.
Чем дальше продвигалась ночь, тем тише становилось вокруг, тем отчетливее слышался шум моря. Фонари перекочевали внутрь палаток, всего несколько осталось снаружи. Их тусклого света не хватало, чтобы отодвинуть темноту хотя бы до кромки моря. В такие часы хочется покурить, не спеша побродить по песку, полюбоваться морем, таким гордым в своем одиночестве, прислушаться к гулу волн, нескончаемой чередой набегающих на берег и отступающих назад, шурша песком. Халиль слышал, как при каждом его шаге под ногами, как под волнами, тоже шуршит песок. Было темно, и Халиль разделся догола. Когда ноги коснулись воды, он от неожиданности рассмеялся. Остановившись, Халиль сделал последнюю затяжку и выбросил окурок. Все так же радостно смеясь, побежал вперед и нырнул. Накрывшая его соленая вода, ее запах стали частью его самого. Казалось, он давно ждал этой мягкой, дружеской ласки моря. Уныния как не бывало. Халилю даже подумалось, что наконец-то он освободился от всего, что отравляло ему жизнь. Плеск волн ласкал слух, как любимая песня. В тусклом, призрачном свете фонарей палатки и повозки казались сказочными видениями, а от волов будто остались лишь плоские половинки — те, что были обращены к свету. Халилю вдруг захотелось, чтобы волы, как люди, могли радоваться, веселиться, купаться в море. Но он тут же улыбнулся своим нелепым мыслям: "Ну и башка у меня! Они же волы! Чего от них ждать?!"