— Люди, куда вы? Остановитесь! Не засчитают день, платить не будут. А за уход с работы, ей-богу, хлопот не оберетесь!
Кое-кто, послушавшись Кямиля, остался, остальные, что-то сердито буркнув, ушли.
Азиме причитала:
— У-У, сука поганая! Взбесилась девка! Как я теперь людям в глаза смотреть буду? Как из дому выйду? Что отцу скажу? Чтоб тебе околеть, шлюхе проклятой.
— Успокойся, Азиме, замолчи, сестра! — пытался унять ее Телли Ибрагим. — Что было, того не вернешь. Говорят же тебе, спала твоя дочка. Понимаешь? Спала!
— Не надо было спать. Чтоб ее черная земля приняла! Как можно было так спать?
У выхода из виноградника толпа столкнулась с Хасан-агой, его сыном Дурду и группой крестьян.
— Хасан-ага! Хасан!.. — успела крикнуть Азиме и упала под ударами Дурду. Он бил ее кулаком и пинал, ругая последними словами.
Ибрагим поднял Азиме с земли. Из носа и изо рта у нее текла кровь.
— Вот сволочи! Глядите, люди, как изуродовали женщину!
— Аллах милосердный, — стонала Азиме. — Что они со мной сделали!
Шакал Омар крепко запер дверь и забаррикадировал ее всем, что было в доме. Халиме плакала.
— Зачем ты его убил, Омар? Теперь тебя в тюрьме сгноят. Что я тогда буду делать? К кому приткнусь, Омар?
— Не бойся! Не бойся, Халиме! Аллах велик.
— Выгонят нас. Из дома выгонят и из деревни. Прогонят и вышлют.
— Ну и пусть! Разве лучше было оставить его в живых, чтобы он и дальше насиловал девушек? В тюрьму, говоришь, засадят? Пусть сажают! Пусть в кандалы закуют! Ты в душу мне загляни, в душу! Теперь я больше не раб, Халиме, я высоко держу голову. Честь и достоинство — прежде всего! Они нас людьми не считают, мы для них хуже собак! А разве в груди у нас не бьется сердце? Для них наша честь — забава, но разве у нас нет чести?
— Ах, Омар! Против богачей не пойдешь! Что я теперь делать буду?
— Работать будешь, Халиме! Чего тебе бояться? Ты ничего не сделала. Вот и будешь работать. Здесь или в другую деревню уйдешь… Жандармам, должно быть, уже сообщили. Скоро нагрянут. А пока мне надо сидеть дома, не то прикончат. Или, может, Халиме, лучше, чтобы сразу прикончили? Ах, Халиме! Все во мне, родная, горит. Ведь подлец и Эмине попортил. Кто теперь на ней женится? Халиль хотел, но разве возьмет он ее после того, что случилось?
Омар задыхался от волнения. На лице выступили капельки пота. Он отер лоб и сказал:
— Ну и язык у него! Здоровенный, как у ишака. А глаза — так и вылезли на лоб.
— Не знаю, что ты возьмешь с собой в тюрьму? — растерянно бормотала Халиме. — Ведь у тебя ничего нет, даже шерстяных носков.
Во дворе послышался шум. Сквозь щель в ставне Халиме увидела, что возле дома собираются крестьяне. Показался Дурду с ружьем в руке. Толпа шарахнулась в сторону.