— Ой, Омар! Погибли мы. Дурду пришел. Убьет он тебя, Омар.
Омар припал к щели.
— Эй ты, Омар! Шакал проклятый! Сволочь! Неужто думаешь, что я оставлю тебя в живых после того, как ты убил моего любимого брата! Да весь ты с потрохами ногтя его не стоишь. Изрешечу тебя! И жену твою, и тебя! Открывай, гад, дверь! Открывай!
Халиме, дрожа, прижалась к Омару.
— Что делать, Омар?
Омар отвел Халиме в угол и там усадил. Слышно было, как Дурду ломится в дверь.
— Открой, сволочь! Открой! А то дверь высажу! Я тебе покажу, как людей убивать!
Халиме еще крепче прижалась к Омару.
— Они убьют нас, Омар!
Дурду несколько раз выстрелил в воздух.
— Омар! — крикнула Халиме. — Нас убьют, Омар!
— Ну и пусть убивают!
— Все равно не дам тебе жить, Омар! Сволочь ты, дерьмо собачье! Да я за тебя самого паршивого пса не дам! На кол посажу и тебя, и жену твою! Посреди деревни, при всем народе! Жена твоя — последняя сука в нашей усадьбе, а ты — последний дворовый пес. Твоя жена у нас за подстилку была, мы ее в решето превратили, а отбросы тебе кинули. Вот кого ты в жены взял! Какой же ты мужчина!
— О аллах! Сжалься над нами, не оставь без защиты!
— Поджигай дом, поджигай! Чего ждешь? — послышался голос Хасан-аги. — Разве этот дом не мой? Жги! Разве они не мои дворовые псы? Жги же!
Халиме посмотрела на Омара.
— Омар! Родной мой! Нас заживо сожгут!
На глазах у Омара выступили слезы. Он качал головой и, словно о чем-то давно уже решенном, сказал:
— Да, Халиме, сожгут.
В окна полетели камни.
— Хозяин, хозяин, — умолял Телли Ибрагим. — Руки и ноги твои целовать стану, хозяин! Не поджигайте дом! Людей жалко! Грех страшный!
— Разве они люди? — кричал Хасан-ага. — Голодранцы! Я здесь хозяин, а какой-то голодранец убил моего сына! И дом этот моя собственность, и они… Хочу — и сожгу!
— Они и в самом деле сожгут их.
— Керосин принесли.
— Люди! Эй, люди! Неужели среди вас нет ни одного правоверного? Неужели нет ни одного мусульманина?
— Старосту позовите!
— Позовите других хозяев, пусть придут!
— Позовите Кадир-агу! Позовите Мехмед-агу! Они братья. Может, вразумят их.
— Да лейте же керосин, лейте! — вопил Хасан-ага.
— Поджигают!
— Люди, дом жгут!
— Кадир-ага, Кадир-ага идет.
— Быстрее, Кадир-ага, быстрее!
— Ради аллаха, господин, быстрее! Омара сожгут!
— Заживо сожгут!
— Ты что делаешь, Хасан? — раздался голос Кадир-аги. — Сдурел, что ли?
— Может, ты заодно с ними? Они убили твоего любимого племянника. Селима убили, брат! Погубили, погубили!
— На то есть законы, Хасан. Помни, тебя же и обвинят. Засадят в тюрьму, ей-богу засадят!
— Ну и пусть! Жги, Дурду, жги! Чтоб с треском горело! Что сделает закон этому выродку? Дадут ему лет пять — десять, а завтра сменится правительство, объявят амнистию, и эта сволочь преспокойно, вразвалочку выйдет из тюрьмы. Жги, и все тут! Жги же!