— Ну ладно. А ты, Хыдыр, почему не уезжаешь?
— Я не в счет. Со мной всякое может случиться. Взбредет мне вдруг в голову — я и уйду. Десять лет скитаюсь на чужбине. Многое пришлось пережить, каких только людей ни видал, в какие переделки ни попадал! Натерпелся — и не расскажешь. Так что на меня не смотри. И в городах бывал, и на заводах работал. Два года в Адане на бельгийском заводе оттрубил. В общем, много мест сменил. Вначале счастья искал. А потом стал ездить следом за Алие. Куда она с отцом — туда и я. В раба превратился. В раба своей любви. Потому я и говорю, что нечего на меня равняться. Не так-то легко было заставить меня склонить голову, а вот заставили! И еще заставили хлебнуть горя. Так что я не в счет, Халиль. Всего я лишился — и покоя, и здоровья. И все равно: захочу уйти — уйду. А ведь ты еще молод, не то что я. Вот проснешься утром, а Хыдыра и след простыл.
— Я, Хыдыр, вырос на дворе у Кадир-аги, Все добро, которое он мне сделал, помню. Ну, ушел бы ты на моем месте?
— Пустое это, Халиль. Если когда-нибудь тебе втемяшится в голову мысль уйти, никто тебя не удержит. А советы давать или заставлять — бесполезно. Надо чтобы жизнь раскрыла тебе глаза, чтобы невмоготу стало, будто кол к горлу приперли, чтобы последняя капля переполнила чашу терпения, вот тогда ты уйдешь. И никто не сможет стать тебе поперек дороги. Это я точно знаю. А пока еще не пришло твое время.
— Никуда я не уйду.
— А я и не говорю, чтобы ты уходил. Как хочешь, так и поступай. Ни в чьи дела я не вмешиваюсь. Только не забывай и о завтрашнем дне. Годы идут, старость не за горами. Не ровен час заболеешь. Или вдруг захочется тебе обзавестись семьей? Верно я говорю?
— Почем я знаю?
— Мы, брат, люди. Понимаешь: лю-ди! А живем, как скоты. Спим в хлеву. Мало того, скотине прислуживаем. Верно я говорю? Какие же мы после этого люди! Когда-то и у нас был дом, виноградник, постель была. В общем, жили по-человечески, не то что сейчас. И в жизни, брат, мы знаем толк не хуже других, прожили бы ее как следует, будь у нас возможности.
— Ну что ты, Хыдыр! Разве можем мы жить, как они?
— Погоди! Скоро ты сам все поймешь, на собственном горьком опыте. Посмотрим тогда, сможет ли кто тебя здесь удержать. Придет время, и у тебя откроются глаза. Только надо ждать. Раньше времени зерно не прорастет… Ждать надо.
Они долго сидели так, не двигаясь. Перед глазами проносились мрачные воспоминания, пережитое… Неожиданно засвистел в свой свисток сторож Муса, и почти тотчас же, пошарив в темноте, их нащупал луч фонарика.