— Сулейман! Ты?
— Му-у-у-у! — промычал в ответ Хыдыр.
— Хыдыр? — спросил Муса.
— Му-у-у-у!
— Это ты, ты! Тебя-то я хорошо знаю. — Муса подошел ближе. — Так и есть. Когда же это вы появились?
— Лично я — тридцать два года назад, дядя Муса.
— Не смейся надо мной, сынок.
— Под вечер приехали, — ответил Халиль.
— Ты так шепелявишь, дядя Муса, что не понять, чего ты говоришь. Зубы надо вставить, — сказал Хыдыр, — тогда я тебя пойму.
— Хватит тебе шутить!
— Дядя Муса, — продолжал Хыдыр, — ты лучше скажи, чего людям от тебя надо. Знаешь, что про тебя болтают?
— Чего же еще болтают эти негодяи?
— Будто ты раз свистнешь, а после два часа спишь.
— Чушь несут. Сторожу я как положено: до самого утра хожу по деревне. Бывает, зуб на зуб не попадает от холода, а Муса все ходит и свистит.
— Будто ты не знаешь, какой у нас народ. Не приведи аллах на язык им попасться! Ладно бы еще говорили, что ты спишь, а то ведь жалуются, что храпишь больно громко.
— Это я храплю? Ну и врут, бессовестные! Да я не дышу, когда сплю. Ведь чего только не наплетут! И никто не задумается, есть ли в этой болтовне хоть крупица правды. Не слушай ты этих негодяев.
— Пусть себе болтают, дядя Муса, не переживай так. Скажи лучше, когда женишься.
— Пошли тебе аллах много деток! Это в мои-то годы?
— Так ведь все про это говорят.
Муса захихикал:
— Откуда на меня такое счастье свалится, откуда?
— А если бы свалилось, отказался бы?
— Как можно, родимый, от своего счастья отказываться?
— Вот и Шакал на днях свадьбу сыграет.
— Опомнись! Какой он тебе Шакал? Его теперь Львом величают. Неужто не слыхал? Да, был Шакалом — стал Львом…
— Когда же это?
— Нынче вечером Хасан-ага в кофейне объявил, что сделает из Шакала Льва.
— И сделает. С нашим умом его дел не понять.
Муса присел на корточки, поставив между ног винтовку.
— А винтовка у тебя что надо, системы «маузер»! Новая?
Муса рассмеялся, натянул веревку, служившую винтовке ремнем, и сказал:
— Какая там новая! Видишь, вместо ремня веревка болтается. За последние десять лет я из этой винтовки ни разу не пальнул. Недавно решил ее проверить, но выстрелить так и не удалось: патрон в патронник не вошел. Это старье, родные, все равно что пастуший рожок. Только про это никому ни слова, а то не миновать мне беды. Скажут, Муса непочтительно отзывается о казенном добре.
— Да про это и так все давным-давно знают.
— Знают? Кто знает?
— Все.
— Не может быть. Поклянись.
— Клянусь.
— Раз клянешься, значит, не врешь.
— Дети, и те про это болтают, дядя Муса.
— Да, брат, выходит, слова нельзя никому сказать. И куда только подевались настоящие мужчины? — Муса покачал головой и обратился к Халилю: — Видал, что творится?