Прихожу в лицей на олимпиаду исключительно чтоб передать сертификаты, которые таскаю с собой.
Однако, участников оказывается больше, чем мы могли предположить в самых смелых ожиданиях, и явившихся студентов не хватает для присутствия во всех классах: пришло более двухсот человек, занято полтора десятка кабинетов.
Университетский зав кафедрой, математик Юлдашев, запрягает меня дежурить в одной из групп в одном из кабинетов. Цель — обеспечить равные условия и исключить подглядывания и общение с помощью смартфонов.
Кроме меня, в «арбитры» попадает ещё несколько учеников других школ, причём так, чтоб контролируемая группа была из другой школы: поскольку я никого не знаю, моя личная объективность гарантирована.
Сам Юлдашев, подвижных крепкий брюнет лет сорока с небольшим, вместе с двумя директорами курсирует из класса в класс. Прохаживаясь по рядам, как мне кажется, он наблюдает за ходом работы чуть ли не каждого из двух с лишним сотен участников.
Замечаю, что он периодически задерживается над одним пареньком гораздо больше, чем над другими участниками.
Поначалу думаю, что он видит что-то, чего не вижу я. И начинаю пристально наблюдать за парнем. Однако тот работает абсолютно ровно, смартфона не имеет вообще, и явно испытывает что-то вроде досады. Он, кстати, единственный, кто приехал откуда-то далеко из-за города.
После первой части, которая занимает восемьдесят процентов времени и включает в себя практическое решение конкретных заданий, по команде Юлдашева мы собираем первые части работ и передаём ему.
Юлдашев в очередной раз подходит к этому молчаливому парню, удивлённо смотрит полминуты на его лист с работой и почему-то спрашивает:
— Нега ёзмаябсан??андайдир муаммо борми?
— Домулла, мен рус тилини билмайман. Барча топшири?ни?ал?илдим, уларни тушунаман. Лекин матнни тушунмаяпман.
Юлдашев меняется в лице, командует всем прекратить работу и дальше общается с этим парнем ещё минут пять.
После чего вызывает в аудиторию одного из студентов, командует продолжать работу, выводит меня в коридор и приглашает директоров обоих лицеев.
— Почему не были обеспечены равные условия всем участникам? — Юлдашев переводит взгляд с одного директора на другого.
— В чем дело? — широко открывает глаза наша директриса. — Кого и чем мы ущемили?
— Один из участников из Нукуса, — поясняет Юлдашев. — Учится в национальной школе с преподаванием на родном языке, двести двадцать километров отсюда. Сюда на олимпиаду добирался почти с ночи, на автобусе. Он решил все практические задания. Я ещё не анализировал плотно, но кажется, решил очень хорошо. Вторая часть это теоретические вопросы. Смотрю, решал на пять, а теорию не пишет. Спрашиваю, почему? Он отвечает, что написано по-русски. Русского он не знает, потому на теоретические вопросы ответить не может, поскольку не понимает ни самих вопросов, ни что отвечать. Из-за незнания языка. Но у нас же олимпиада по математике, не по русскому?