— И ты действительно думаешь, что она зажеребеет?
— Я переверну вашу ставку: скажем, пять к двум за то, что зажеребеет.
— Предлагаю игру, — сказал он. — Я посылаю кобылу к Карвейлерсу. Если она зажеребеет, за случку плачу я. Если нет, кобыла останется у меня.
— И наши с Беном две с половиной тысячи?
— Само собой.
— Вы неважный игрок, — сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Но я принимаю пари.
И вот мы с Беном смотрим на машину для скачек, небывалую и невиданную на нашей земле.
Ранчо у нас было расположено прекрасно, в стороне от проезжих дорог, и мы старались изо всех сил, чтобы никто не видел нашего Рыжего Орлика на тренировках. Уже в годовалом возрасте он с лихвой оправдал наши самые безумные надежды. Бен взял его в тренинг еще до двух лет. К тому времени он вымахал до ста семидесяти сантиметров в холке, весил тысячу двести фунтов и Бена, с его ста двадцатью шестью фунтами, вообще не замечал у себя на спине. Бен каждый раз слезал с седла, что-то бормоча как полоумный. Да и я был немногим лучше. Эта лошадь не галопировала — она парила. Каждое утро, когда Бен давал ему волю, я смотрел, как он несется по прямой среди прерии, — он был похож на громадное колесо со сверкающими спицами, неудержимо пожирающее пространство.
А секундомеры показывали, что Рыжий Орлик, неся предельный вес даже для взрослой лошади, бьет все мировые рекорды на любую дистанцию, да еще по тяжелой дорожке. Нас с Беном просто оторопь брала.
Как-то вечером накануне скакового сезона Бен сказал мне, заметно нервничая:
— Я позвонил кое-кому из знакомых жокеев, кто работает у Крупвелла, Карвейлерса и у других. У них все лучшие двухлетки — жеребята как жеребята, нормальные лошадки. Наш Орлик уйдет от них на двадцать корпусов.
— Придется тебе его придерживать, Бен. Нельзя выдавать, на что он способен.
— Здесь-то, один на один, я с ним справляюсь. А кто знает, как он будет вести себя в компании?
— Надо сдержать его во что бы то ни стало.
— Послушай, Кост, мне приходилось ездить и на самых лучших, и на самых отбойных. Я знаю, кого смогу удержать, а кого — нет. Если Орлик вздумает меня понести, я с ним ничего не смогу поделать.
— Мы отлично выездили его.
— Конечно, но если я хоть что-нибудь понимаю, то он взбесится, как только лошади начнут его поджимать. Кроме того, любой лошадник с первого взгляда поймет, что он за птица. Они сообразят, что мы темним.
Мы стояли у паддока,[42] огороженного сосновой загородкой, и я обернулся, чтобы взглянуть на Рыжего Орлика. Вам приходилось видеть гепарда? Это такая кошка. Она бегает быстрее всех на земле. У гепарда длинные ноги и длинное туловище, и он движется с мягкой грацией — пока не бросится бежать. Тогда он летит стрелой — даже лап не разглядеть. Рыжий Орлик был скорее похож на гепарда весом в тысячу двести фунтов, чем на обычную лошадь, и в движении это сходство еще больше бросалось в глаза.