— Да. У меня.
— Зачѣмъ вы его взяли?
Секретарь умышленно говорилъ слишкомъ громко и рѣзко, чтобы Горева могла слышать его слова. Однако, раздраженіе въ голосѣ Сурикова было вполнѣ естественнымъ.
— Простите… По разсѣянности. А вамъ нужно было?
— Я думаю. Будьте добры отпереть дверь.
Викторъ поздоровался съ Жоржемъ, съ которымъ познакомился уже раньше, въ Парижѣ, смущенно проговорилъ въ свое оправданіе нѣсколько словъ и протянулъ ключъ Николаю Ивановичу.
— Можетъ быть, отопрете?
— Я? — Суриковъ окончательно пришелъ въ ярость, но сдержался и только покраснѣлъ. — Хорошо. Все равно. Только не уходите, будьте добры.
— Слушаю.
Подойдя къ двери, Николай Ивановичъ съ отвращеніемъ отперъ ее и пропустилъ впередъ Горевыхъ. Чтобы не разыгрывать глупой комедіи, когда обнаружится, что тѣла Сергѣя нѣтъ, онъ остался у входа, дѣлая видъ, что хочетъ оставить родственниковъ однихъ возлѣ покойнаго. И съ негодованіемъ смотрѣлъ на Виктора, который, замѣтивъ этотъ маневръ, рѣшилъ поступить точно такъ же.
Николай Ивановичъ! — раздался изнутри истерическій крикъ Ольги Петровны.
— Я… — нерѣшительно отвѣтилъ секретарь, не двигаясь съ мѣста.
— Подите сюда! Его нѣтъ!
— Мама, успокойся, — слышался голосъ Жоржа.
— Вы посмотрите… — появившись возлѣ двери, продолжала восклицать Горева. — Сергѣя нѣтъ! Гробъ перевернутъ! На полу старикъ!
Суриковъ и Викторъ вошли внутрь. Викторъ молчалъ. Николай Ивановичъ, чувствуя, что безсовѣстно слишкомъ активно выражать изумленіе, съ мнимымъ удивленіемъ оглядывалъ комнату и, пробираясь мимо лонгшезовъ и стульевъ, смущенно качалъ головой.
— Что же случилось? — схвативъ за руку секретаря, испуганно спросила Ольга Петровна. — Въ чемъ дѣло?
— Я тоже… Не понимаю… Очевидно, похитили.
— Но дверь же была заперта? Вы когда ее заперли, Шоринъ? Я васъ спрашиваю, слышите?
Викторъ смутился. Онъ не предвидѣлъ такого вопроса.
— Я? Я рано утромъ вошелъ… Увидѣлъ, что все благополучно… То-есть, гробъ стоитъ на мѣстѣ… Старикъ спалъ… И заперъ…
— А зачѣмъ было запирать? — спросилъ Жоржъ.
— Зачѣмъ? Но, вѣдь, я заперъ только отсюда. А для старика оставалась вторая дверь.
Викторъ облегченно вздохнулъ, чувствуя, что выпутался изъ труднаго положенія. Подошелъ къ внутренней двери, ведшей въ садъ, и показалъ на торчавшій въ замочной скважинѣ ключъ.
— Роберъ могъ выйти, если ему было нужно. А такъ какъ онъ слалъ, то я боялся оставить такъ…
— А почему здѣсь все это? Лонгшезы… Стулья…
— Это тоже я. Когда былъ дождь, внесъ. Чтобы не промокло.
— Дѣйствительно! — хмуро замѣтилъ Суриковъ. — Нашли куда вносить стулья. Чортъ знаетъ что.