Акро насмѣшливо покачалъ головой.
— Пожалуй, не выйдетъ ничего особенно хорошаго изъ такого ходатайства… А кромѣ того, — ты очень жестокій человѣкъ, Мара. Я не подозрѣвалъ этого.
— Нѣкоторые думаютъ иначе.
— Да… Можетъ быть, Кредо?
Мара посмотрѣла на него вызывающе. И въ ея гла-которыя мѣшали ей, — и на бѣлыхъ плитахъ ярче выдѣлилось ея тѣло, смуглое, съ послушно напряженными мускулами.
Тогда она отдалась вся цѣликомъ всѣмъ переливамъ мелодіи, всей глубинѣ музыкальныхъ настроеній. Двигалась вмѣстѣ со звуками, замирала и почти падала быстро выпрямлялась и стремилась всѣмъ тѣломъ вверхъ, къ солнцу. Казалось зрителямъ, что звучитъ она сама, ея тѣло, ея свободныя движенія, и что нѣтъ Абелы, а есть только музыка, принявшая осязаемыя формы и не утратившая отъ этого ничтожной доли своей плѣняющей нѣжности.
Галъ смотрѣлъ, неподвижный, какъ изваяніе, потому что боялся какимъ-нибудь грубымъ движеніемъ разрушить эту картину. Вѣчно измѣнчивое, какъ эта музыка новое познаніе красоты приближалась къ нему, какъ и ко всѣмъ тѣмъ, кто видѣлъ танецъ Абелы.
— Скажи мнѣ, что сегодняшній день далъ тебѣ, дѣйствительно, что-нибудь новое — и я буду довольна. Скажи, что этотъ домикъ, эта комната, останутся въ твоей памяти.
— Нѣтъ, Мара, еще не нужно уходить. Мнѣ было такъ хорошо, когда я положилъ голову къ тебѣ на колѣни и ты гладила мои волосы. Сколько времени мы провели здѣсь?
— Два часа.
— Два часа? Это слишкомъ мало. Можетъ быть, ты думаешь, что я захочу отъ тебя чего-нибудь большаго и уничтожу этимъ весь восторгъ нашей связи?
Нѣтъ, Мара, я хотѣлъ-бы, чтобы ты ласкала меня всегда только такъ, какъ сегодня. Ты слишкомъ сильна, чтобы быть для меня женой.
— Не говори о будущемъ, маленькій Кредо. Будутъ минуты, когда я окажусь слабѣе тебя. А теперь пойдемъ. Мы давно уже не видѣли Гала.
Писатель съ сожалѣніемъ посмотрѣлъ на комнату, изъ которой они уходили. Она не была слишкомъ уютна и не походила на комнаты другихъ женщинъ, потому что здѣсь жила Мара, которая наложила на все свой каменный отпечатокъ. И потому она особенно привлекала Кредо.
По дорогѣ къ храму онъ сказалъ:
— Когда я возвращусь въ свои лѣса, воспоминанія перестанутъ волновать меня и останутся только воспоминаніями. Этотъ лѣсъ цѣлыя столѣтія остается однимъ и тѣмъ же. Тамъ всегда растутъ все такія же деревья, и одно лѣсное поколѣніе слѣдуетъ за другимъ, какъ лѣто за лѣтомъ. Мы бѣжимъ впередъ такъ стремительно, что природа кажется намъ неизмѣнной. И когда я увижу свои сосны, я буду думать, что въ ихъ шероховатыхъ стволахъ заключены цѣлыя столѣтія, пережитыя столѣтія. Ночныя тѣни ихъ вѣтвей воскресятъ во мнѣ череду прежнихъ призраковъ.