За работой было жарко.
Она сбросила вышитую пчелами куртку. Подъ тонкой кожей играли крѣпкіе мускулы. Черныя пряди волосъ разметались по спинѣ и груди, и свивались кольцами, какъ маленькія змѣи.
— Я давно не видалъ тебя такъ, съ открытыми плечами! — сказалъ Коро. — А ты, кажется, похорошѣла. Я долженъ вылѣпить и тебя. Хорошо?
— Конечно… Акро лѣпилъ, но у него вышло не такъ, какъ нужно. Только я не гожусь для какой-нибудь новой Весны, милый Коро. Я слишкомъ тонка, а потомъ вотъ эти мускулы, около шеи, немного безобразны. Они слишкомъ выдаются, не правда-ли?
Всѣ обѣдали вмѣстѣ, — художники, механики и каменщики. И, такъ какъ всѣ работы были кончены, а храмъ готовъ для праздника, — не спѣшили.
Абела грызла яблоко и смѣялась надъ Марой, каменщицей.
Мара увлекалась раскопками.
Нѣсколько недѣль тому назадъ она видѣла изъѣденный временемъ барельефъ, добытый изъ сырой и грязной ямы, гдѣ онъ пролежалъ много вѣковъ.
Безобразные люди. Хилые, съ отвислыми животами, въ нелѣпыхъ одеждахъ. Съ гримасами страданія на тупыхъ лицахъ.
— И все-таки въ этомъ есть что-то красивое. Они тогда уже знали кое-что. Можетъ быть, угадывали… Одинъ, въ серединѣ, несетъ знамя. Голова у него отбита, но руки превосходно сдѣланы. Огромныя, грубыя руки, впившіяся ногтями въ древко. Кто держитъ свое знамя такъ крѣпко, — тотъ знаетъ, куда онъ идетъ.
Абела смѣялась.
— Пожалуй, они шли уже прямо къ намъ, не такъ-ли?
— Да, я думаю. И тотъ, кто работалъ надъ берелье-фомъ, уже чувствовалъ красоту, новую жизнь, если не видѣлъ ее самъ.
— На сѣверѣ, надъ моремъ, мы поставили памятникъ! — задумчиво сказалъ Коро. — Тамъ изображенъ человѣкъ… некрасивый. Мы постарались воплотить въ немъ одномъ всѣ типичныя черты того времени. И развѣ онъ не прекрасенъ по своему, этотъ безобразный человѣкъ?
— Люди съ барельефа совсѣмъ не похожи на этого! — настаивала Абела. — Попробуй воскресить ихъ, Коро. Тогда, пожалуй, получится что-нибудь хорошее… Ты знаешь, грязь насквозь пропитала ихъ. Скверная, липкая грязь старой жизни. Мара говорила:
— Вы, художники, слишкомъ мало имѣете дѣла съ камнями, — большими, жесткими камнями, которые нужно обтесывать прямыми, скучными кубами для стѣнъ зданій. Когда я вспоминаю, что они ломали этотъ камень почти голыми руками, — мнѣ думается, что они были еще слишкомъ чисты. Они были рабами камней.
— Кто знаетъ исторію Гала? — спросилъ Виланъ.
Отвѣтила Абела.
— Я! Мы родились съ нимъ въ одинъ и тотъ же часъ. Его отецъ былъ не совсѣмъ здоровый человѣкъ. Можетъ быть, ему не слѣдовало имѣть дѣтей. Но онъ этого не зналъ — и Галъ родился. Ребенокъ росъ медленно и былъ слабѣе всѣхъ насъ. И, наконецъ, его отправили на острова, туда, гдѣ можно питаться почти однимъ солнечнымъ свѣтомъ. Онъ вернулся съ острововъ прошлой зимой и показался мнѣ совсѣмъ здоровымъ. Однако же ему не совѣтовали браться за слишкомъ трудную работу, — за такую, для которой тре-дуется не только знаніе, но также ловкость и проворство. А онъ не согласился. Онъ хотѣлъ быть равнымъ со всѣми— или совсѣмъ не быть.