Какъ послѣдняя вспышка костра въ сосновомъ лѣсу Кредо, опять вспыхнули угасавшія силы Павла. Ночь провели друзья вокругъ него въ тревогѣ и волненіи, и съ минуты на минуту ждали, что придетъ, наконецъ, смерть. Но къ утру слабая краска появилась на блѣдномъ старческомъ лицѣ. Грудь начала дышать ровнѣе и глубже. Съ восходомъ солнца Павелъ открылъ глаза, еще разъ вернулся къ жизни изъ темнаго забытья, которое такъ близко къ черной ямѣ смерти.
Но врачи не обманывались. Предупредили больного:
— Всего только нѣсколько часовъ въ твоемъ распоряженіи, Павелъ.
Открыли окно. Свѣжій, бодрый запахъ жизни вошелъ въ комнату вмѣстѣ съ плывущимъ къ нему прозрачнымъ туманомъ долины.
— Дѣти, оставьте меня одного. На одинъ только часъ. Не больше. Я хочу приготовиться.
Всѣ ушли, одинъ за другимъ, разсѣялись, какъ вчера, по свѣтлымъ галлереямъ и пустымъ рабочимъ заламъ. Только въ одномъ залѣ маленькая группа учениковъ сидѣла, не вставая, надъ спѣшной работой, которой не могла остановить даже смерть.
Павелъ полулежалъ у окна, смотрѣлъ на жизнь. Прощался съ нею.
Коро, озабоченный, долго искалъ Лію, пока не встрѣтилъ ее, вмѣстѣ съ Формикой, на каменистой тропинкѣ, у обрыва. Какъ и всѣ другіе, Лія провела эту ночь почти безъ сна. И сейчасъ воспользовалась сномъ ребенка, чтобы освѣжить дыханіемъ утра утомленную голову.
О чемъ то тихо говорила съ Формикой. Художникъ, подходя, уловилъ свое имя. Когда подошелъ совсѣмъ близко — замолчали.
Формика выглядѣла слегка взволнованной. Но одной смерти Павла было вполнѣ достаточно, чтобы объяснить лихорадочный блескъ ея глазъ.
Молчали долго, не находя словъ. Потомъ Формика спросила:
— Почему нѣтъ съ вами Кредо? Неужели онъ не хотѣлъ проститься съ Павломъ?
Коро покачалъ головой.
— Я не знаю, гдѣ теперь Кредо. И, кажется, этого не знаетъ даже Мара. Онъ ушелъ отъ насъ внезапно, никого не предупредивъ.
— Говорятъ, онъ очень тосковалъ за послѣднее время?
— Да. Мара поддержала его, но ненадолго.
Такъ много было заботъ и помимо отсутствія писателя. Поговоривъ, сейчасъ же забыли о немъ. Но онъ напомнилъ о себѣ самъ, когда женщины уже ушли, а Коро остался одинъ на камнѣ у тропинки.
Писатель шелъ снизу, изъ долины, медленно поднимался по тропинкѣ, часто останавливаясь, чтобы перевести дыханіе. Его походка показалась художнику колеблющейся и нетвердой, — какъ будто онъ былъ очень утомленъ или боленъ.