– Это мое лицо? – изумилась я.
– В точности!
И он оставил меня с моим восковым лицом. Оно было еще теплым, точно жило собственной жизнью. Но довольно скоро восковое лицо остыло. Доктор залил воск в другие слепки моей головы. И каждый слепок открыл свой секрет. И теперь перед нами лежали разные части моей головы, покрытые воском цвета кожи, причем восковая пленка имела оттенок моей кожи, как он и сказал. Мои волосы он заранее собрал у меня на макушке и теперь сделал их копию из окрашенного коричневым пигментом воска. Наконец он занялся прилаживанием частей моей головы друг к дружке, чтобы, как он выразился, собрать муляж. Каждый фрагмент был соединен с соседним: в щели между кусками надо было влить еще расплавленного воска или срезать лишние кусочки застывшего, а потом отшлифовать восковую поверхность, чтобы швы стали незаметными. Нижнюю поверхность шеи ему пришлось сделать совершенно плоской, чтобы моя голова могла стоять без подпорок. Восковая голова была полая внутри, и он набил ее старым тряпьем, паклей и стружками.
– Для прочности, – пояснил он.
И вот на верстаке стояла моя голова.
– Я все собрал воедино, а не разобрал на части, – сказал Куртиус.
Я глядела на свою голову: вот она я на столе в мастерской, с закрытыми глазами. Девочка с отцовским подбородком и материнским носом. Мне подумалось, что недавно была одна я, а теперь удвоилась.
В конце дня мы поели суп в кухне.
– Прошу прощения, сударь… – начала я.
– Да, слушаю тебя.
– Я вот тут думала, сударь, о моей маменьке. Куда ее дели?
– Не могу сказать, – ответил он. – Но это можно выяснить. Хирург Гофман наверняка знает. Когда он к нам зайдет, мы непременно спросим у него.
– Я бы хотела сходить на ее могилу.
– Да-да, конечно. Мы спросим.
Когда мы покончили с супом, я убрала со стола посуду, и он сказал:
– Пора спать, Мари Гросхольц.
– Да, сударь мой, – кивнула я, жутко боясь возвращаться к себе на чердак.
– Если хочешь, можешь спать внизу. В мастерской. Но только ничего не трогай! Хотя погоди-ка. Скажи мне: тебе там не было страшно одной?
– Я чувствовала, как все они бродят по комнате. Обрубки людей.
– Да что ты?
– Но потом мне стало все равно.
– Неужели? Многие испытывают к ним отвращение. А теперь в постель! И спи крепко!
Я вернулась в мастерскую и умостилась на своей лежанке на полу. Так я и лежала под верстаком, на котором стояла моя вторая голова. Ночью, если я замирала, мне чудилось, будто я слышу дыхание всех этих обрубков тел. Но рядом с собственной восковой головой я не чувствовала себя в комнате лишней. И еще я думала, что, если я буду очень прилежной, доктор оставит меня у себя.