Кроха (Кэри) - страница 67
Бертран указал на клок меха на своем левом локте.
– Детеныш макаки-резуса утонул в фарфоровом ночном горшке.
Он почесал грудь.
– Бесхвостый макак случайно повесился на шнуре от колокольчика. У меня не хватало средств, и пришлось расстаться с прислугой. А однажды упал стенной канделябр, и пламя от свечей перекинулось на мех моего шимпанзе в ливрее…
Он потрогал меховую заплату на правом локте.
– Обезьяны взбунтовались. И их было не унять. Но у меня тогда еще оставался Паскаль. Величайший из приматов! Видела бы ты его в смокинге, в шапочке с золотой тесьмой. Я не мог полностью держать их под контролем, иногда они брали надо мной верх. Такой дом, мой дом, он постепенно пустел. Само собой, первыми опустели жалкие комнатушки наверху.
Хозяин обезьянника принялся разглаживать лоскуты меха в разных местах.
– А люди продолжали приходить и смотреть, как Паскаль пьет коньяк из бокала. Но все пошло наперекосяк. Говорили, будто каждую ночь я кричу на тебя, Паскаль, будто соседей каждую ночь будили мои крики и твой визг. А теперь ты не проронишь ни звука. Всех у меня забрали. Говорили, будто я бью тебя. Да я ни разу тебя не ударил! Зачем мне тебя бить, если я тебя люблю? И вот в среду я подхожу к твоей клетке и вижу, что ты лежишь в углу, такой одинокий и неподвижный.
Косматый замолк, поглаживая труп обезьяны.
Помолчав, я сказала:
– Благодарю вас, месье, за ваш рассказ.
Он продолжал гладить мертвую обезьяну.
– Простите, месье, – проговорила я. – Позвольте я его потрогаю.
– Ты хочешь?
– Да, прошу вас.
– Тогда можешь потрогать, душа моя, и бесплатно.
Я взяла Паскаля за правую лапу. Она была продолговатая и черная, длиннее моей, но тоньше, с острыми когтями, холодная и затвердевшая.
– Мне так жаль, что он умер, – сказала я.
– Да, такая жалость!
– Сударь мой, – отвлекаясь от своих грустных мыслей, обратилась я к Куртиусу на понятном нам с ним языке, – а давайте вместе его нарисуем!
– Что за странная идея! – улыбнулся мой хозяин, обнажив зубы.
– На французском! – строго заметила вдова. – Прошу вас, говорите на французском. Доктор Куртиус, мы же должны понимать друг друга, разве не так?
– Разумеется, вдова Пико!
– Тогда давайте с этого момента, раз и навсегда, говорить только по-французски.
– По-французски, – эхом отозвался мой наставник.
– Паскаль был гений, – прошептал мне Бертран. – Я такого больше уже не встречу. И что мне теперь делать? – Он схватил меня за руку. Другой рукой я все еще держалась за Паскаля. – Что теперь со мной будет? Что нам теперь делать, а, мой любимый человечек? Я в тупике.
Он взглянул на вдову, потом спросил у меня: