Щит и вера (Пономарёва) - страница 147

* * *

Через год пребывания в семье Кенихман можно сказать, что я восстановил свои физические силы. Заканчивался 1944 год. Я метался в поисках способов возвращения к своим или путей выходов на партизан, на Сопротивление. Об этом я поделился со своими спасителями. Но, кроме как контактов с комитетом лагеря Маутхаузен, никаких связей они не имели. Да и на связь с лагерем они сами не выходили, их находил сам комитет. Мы знали, что уже открыт второй фронт, что Красная армия завершает освобождение территории СССР и вступила на территорию Европы. Мы слушали запрещённое Британское радио, которое информировало о продвижении по Европейскому континенту англо-американских войск. Оставалось только ждать!

Я стал работать в магазине Генриха в качестве заведующего складом. Отношение моих спасителей ко мне становилось всё более отеческим. За год я сносно освоил немецкий язык. Правда, Марта говорила, что сохраняется сильный русский акцент, поэтому для меня было безопаснее заниматься бумагами, бухгалтерией и не общаться с людьми. Для всех я так и остался другом их убитого сына, которого они вылечили и который согласился некоторое время пожить у них. С осени 44-го начались бомбёжки британской авиации. Они были настолько мощными, что, казалось, от города ничего не останется. Но дом Марты и Генриха не пострадал. Было очевидно, что война заканчивается. Обсуждая это по вечерам, я высказал свою мысль о том, что, как только в город войдут войска Красной армии или союзников, я уйду с ними на фронт. Это известие расстроило фрау Марту. Она даже расплакалась. Генрих, утешая её, обратился ко мне со словами, на которые мне трудно было что-либо ответить:

– Николай, мы давно хотели просить тебя об одном существенном для нас одолжении – оставайся у нас навсегда! Мы потеряли единственного сына! У нас с Мартой никого больше нет. Мы одиноки. Ты стал нам как сын. Мы полюбили и привязались к тебе. Если ты уйдёшь из нашей жизни, мы второй раз потеряем сына. Нам даже некому оставить наследство, всё пойдёт прахом. Коля, пожалей Марту! Её сердце не выдержит расставания с тобой!

В глазах фрау Марты, наполненных слезами, стоял страх. Мне сразу вспомнились голубые глаза моей матери и то отчаяние, которое они выражали при расставании. Все матери на одно лицо! Они боятся за своих детей! Так и должно быть в мире. Но что я мог им ответить? Лгать, обещать – подло! Я сказал, как есть. Марта, как и моя мать, произнесла:

– Коленька, я знала, что ты не усидишь, что ты уйдёшь от нас. Но пообещай, что после завершения войны ты не забудешь нас и приедешь к нам. Мы будем жить надеждой на встречу с тобой и будем всегда, всегда ждать тебя. А пока ты с нами, живи как наш сын. Можно я буду тебя им называть?