— Мне нет дела до дочери?!
— Нет у тебя никакой дочери!
— Молчи, я выпью твою кровь!
— Попил ты ее достаточно, больше не попьешь!
— Молчи, паскудница! Душу из тебя выпущу!
— Ничего ты мне не сделаешь. Кончилось твое время, Пудак Балда. Тронешь — под суд пойдешь!
— А, законница стала?! Грамоте научилась? Газеты читаешь? Радио слушаешь?
— Да. И грамоте научилась, и газеты читаю, и радио слушаю!
— Заткнись! Замолчи, паскуда!
— Я в своем доме. Не мило, не слушай — тебя не приглашали. Десять лет не показывался, а как калымом запахло, отцом решил стать?
— Я всегда ей отцом был! Я дочери обновки покупал! Ты что, слепая: отрезов не видела?
— Мог бы и не покупать своих отрезов — никто тебя не просил! Я на калым и то не зарюсь! Моя дочь за любимого выйдет, без всякого калыма. И свадьбу комсомольскую справлю, и на учебу ее провожу в Ашхабад!
— А я тебе глотку перережу!
— И близко не подойдешь!
— Ну все! Хватит! Я от тебя избавлюсь, проклятая! — и Пудак бросился на женщину с кулаками.
Дурджахан содрогнулась. Наверное, вся кровь бросилась Пудаку в голову, потому что глаза у него стали красные-красные. Ослепленный яростью, он был сейчас способен на все.
— Стой, Балда! — услышал он вдруг за своей спиной и, обернувшись, увидел тетушку Дойдук. Уперев руки в бока, Дойдук презрительно смотрела на него.
И Пудак сразу скис, опустил кулаки. Набычившись, исподлобья смотрел он на Дойдук. То ли он уважал эту женщину, то ли побаивался жены председателя, но только Пудак Балда отступил…
Удивительные вещи происходят на свете. Так, например, птенец, вылезающий из яйца, мгновенно замирает, стоит ему услышать крик кобчика. Притаится в скорлупке и выжидает. Вот так и Пудак примолк, услышав грозный окрик тети Дойдук. Что уж там услышал он в ее голосе, но только сразу стал тихий, как птенчик…
Хмурилось затянутое тучами небо. С севера дул холодный, пахнущий снегом ветер. Помещение, которое занимала партячейка, было довольно просторным, но не имело ни деревянного пола, ни потолка, и стоящая посредине железная печурка не могла обогреть его; было сыро и холодно. Однако ни холод, ни сырость не портили настроение секретарю партячейки Горбушу-ага, скорей всего, он даже и не замечал этих неудобств — как-никак седьмой десяток лет и в жару, и в трескучий мороз жил он в черной кибитке.
Не больно грамотный, Горбуш-ага был человеком бесконечно преданным партии, настоящим честным коммунистом. Уверенный, что коммунист во всем должен быть передовым, примерным, Горбуш-ага первым в селе послал дочерей учиться, выдал их замуж без калыма. Сейчас он считал одной из главных своих забот комсомольскую свадьбу Сердара, всерьез занят был подготовкой к ней и именно в связи с этим делом и пригласил сегодня председателя колхоза Акыма-ага и секретаря комсомольской ячейки Хашима.