— Проходи, сынок, я чайку заварю.
— Спасибо, я не могу задерживаться. Я вот только принес. — Сердар аккуратно положил в сторонке сверток, завернутый в газету. — Это то, что вы приносили дочери вашего мужа…
Бессир в бессильной злобе прикусила губу. Как хотелось ей отругать парня, излить на него всю свою желчь! Но Сердар был сама деликатность, сама воспитанность, и это заставило Бессир сдержаться.
— Если они хотели вернуть, зачем было тебя затруднять?
— Да какие тут труды, тетя Бессир? Мне по дороге было, вот я и захватил.
— Ну это другое дело. А я уж думаю: все тебя так уважают, а им — мальчик на побегушках!
— А хоть бы и так, тетя Бессир! Мне не трудно, я молодой.
— Ну уж нет! Такого парня с посылками гонять! Мелевше вообще-то тебя недостойна!
— Это почему же?
— А, лучше не спрашивай! Зачем от меня плохое слышать? Как говорится, взойдет луна, все увидят! И тебе не линовать — не слепой ведь.
Сердар ничего не сказал. Снял шапку, держа ее одной рукой, другой пригладил волосы. Конечно, не для того, чтоб при хорошиться. Скорей всего, он даже и не заметил своего жеста. А может быть, жест этот помог ему скрыть гнев. Но как ни сдерживался Сердар, светлое его лицо потемнело, померкло…
Бессир поняла, что попала в цель. Надо было и дальше бить в то же место.
— Ты ведь у нас образованный, ученый — гордость наша. Да и на облик твой аллах не пожалел благодати. В такого любая влюбится! Конечно, красотой аллах и Мелевше не обделил — зря говорить нечего. Только… — Бессир огляделась по сторонам и перешла на шепот. — Она ведь тут, пока ты в Ашхабаде учился, с разными парнями… Вот гляди: Гандым ей велел передать. Только упаси тебя бог, чтоб не увидал! Читай! А я погляжу, нет ли кого возле дома…
«Здравствуй, дорогая моя Мелевше! Неужели правда, что ты остыла ко мне, забыла наши клятвы и обеты? Если ты разлюбила меня, я смирюсь, лишь бы из твоих прекрасных глазок не выкатилось ни единой слезинки! Но я беспокоюсь за тебя, любимая. Что ты ответишь Сердару, когда впервые останешься с ним наедине? А со мной, и только со мной тебе нечего стыдиться, предо мной ты чиста. Если дело только в комсомольской свадьбе, пусть будет комсомольская, мне все равно, лишь бы ты была довольна, моя любимая. Подумай, Мелевше. Еще раз подумай, дорогая. Потом будет поздно, и я ничем не смогу тебе помочь.
Твой Гандым».
Сердар весь взмок, читая это письмо. Он сунул бумажку в конверт, хотел положить за пазуху, но тут вдруг в дверях появился Гандым.
— Входи, Гандым, входи, дорогой! — запела Бессир.
Парень сделал вид, что смутился.