Гроб и покрывало были устланы черным бархатом так, что сре
ди них я не сразу рассмотрел восковое лицо моей жены. Ко 
мне подошел наш домашний врач Конрад Фог. Он осторожно взял 
меня под руки и отвел в сторону. 
- Ничего нельзя было сделать, у нее паралич дыхательных 
мышц. За день до этого случая она неловко вышла из машины и 
ударилась затылком об угол дверцы. Весь день у нее болела 
голова. К вечеру, правда, ей стало лучше, а на следующий 
день она сказала мне, что совершенно здорова... И вот ночью 
умерла в постели, очевидно, даже не проснувшись... Он скор
бно помолчал. 
- Рэм, сейчас едем в крематорий, больше нельзя держать 
тело дома. Машины у под'езда, ты садись в первую. Эльзу пе
ренесут туда. 
- Хорошо. 
Пришли рабочие переносить гроб и тесть убежал к ним. В 
это время из соседнего зала вышли все пришедшие проводить 
мою жену. Среди скорбных фигур я сразу заметил молодую кра
савицу Мари со своим рыхлым стариком-мужем. Она была на го
лову выше его и, не видя мужа перед глазами, частенько за
бывала о его присутствии, переговариваясь с ухажерами 
взглядом через голову. Совсем недавно это был предмет моих 
мечтаний, и несколько раз я пытался с ней подружиться, но 
безуспешно, она была занята тяжелым флиртом с американским 
полковником из штаба оккупационных войск. Теперь она, слег
ка улыбаясь, искала мои глаза пристальным требовательным 
взглядом, но для меня она была уже не интересна. Я осматри
вал гостей и сквозь маску деланной скорби то там, то здесь 
замечал явные признаки скуки. Кое-кто, переговариваясь, ти
хо смеялся, прикрывая рот рукой. Кто-то шепотом рассказывал 
новый анекдот, на него зашикали. Только старики, чувствуя 
своим дряхлым телом дыхание смерти, неотрывно следили за 
гробом с явным удивлением, что в нем еще не они. Но вот 
гроб освободили от цветов и шесть дюжих молодцов опустили 
его в могилу. Я вышел последним. У двери меня ждала Мари, 
предусмотрительно отправив вперед мужа. 
- Рэм, здравствуй, сочувствую твоему горю. 
- Спасибо, - холодно ответил я, пытаясь отвязаться от 
нее. Мы были уже у выхода и она, чувствуя, что сопровождать 
дальше меня неудобно, скороговоркой шепнула: 
- Завтра вечером у меня банкет, будут все свои, прихо
ди. 
Я ничего не ответил. Из крематория вернулись поздно. 
Тесть, убитый горем, не хотел в эту ночь оставаться один и 
попросил меня побыть с ним. Время подходило к двеннадцати, 
я, скрепя сердце, согласился. Мы сидели в его комнате, и он 
все время говорил о дочке, расхваливая ее многочисленные 
добродетели. Я,не слыша его, с ужасом следил за стрелками