усилием оторвал свои губы от ее рта, она испуганно зашепта
ла:
- Вы ничего плохого мне не сделаете... Вы хороший...
Да? - да, да, милая, - злясь на себя, ответил я,
- только еще раз поцелую. Тебе приятно?
- Приятно.
Я снова схватил ее губы и целовал их так долго, безу
держно, неистово, как будто одним этим пытался охладить ис
пепеляющее желание плоти. Я прижался всем телом к горячему
бархату ее нежной наготы, чувствуя, как сильнее бьется ее
сердце. И вдруг удивительное спокойствие оборвало все мои
желания. Я лег на спину и, вкушая сладость покоя, закрыл
глаза.
- Что с вами? - спросила Валенсия, склонившись надо
мной. Бедная девочка так испугалась, что не заметила, как
по пояс вылезла из-под одеяла. Я от- крыл глаза и... Бог
мой! Редко люди во сне видят такую кра- соту! Надо мной,
как два спелых персика, трепетали ее гру- ди. Маленькие пу
говки сосков, нежных и чистых, как две кон- фетки, торчали
острыми кончиками вперед. Грудь начиналась где-то у плеча
и, постепенно повышаясь, опускалась едва за- метной скла
дочкой к животу, полная, упругая, будто налитая соком силь
ной, здоровой молодости. Ни слова не говоря, я схватил ее
своими руками и впился губами в коричневый со- сок. Она
вскрикнула и забилась, как пойманный птенец.
- Не надо, умоляю, - на ее глаза навернулись слезы.
И я отпустил ее.
- Тебе неприятно?
Она ничего не ответила и, уткнувшись в одеяло, непод
вижно лежала, сотрясаемая нервной дрожью. Я склонился к
ней.
- Но ведь я ничего плохого тебе не сделал. Я хотел,
чтобы тебе было хорошо. Тебе же приятно, когда я целую твою
грудь. Разве нет? Она посмотрела на меня своими изумрудными
глазами и кивнула головой.
- Ну так дай, я еще раз поцелую. Дай. Мои поцелуи дос
тавят тебе столько удовольствия. Не бойся. Она растерянно
посмотрела на меня и я понял, что она колеблется.
- Не нужно бояться. Это не причинит тебе вреда. Это так
приятно. Ну же.
Она опустила руки, державшие край одеяла, чтобы я мог
его откинуть. И я это сделал. Она прикрыла грудь руками,
глядя на меня со страхом и мольбой.
- Не бойся, глупышка, я ничего не сделаю своими руками.
Она послушалась. И вот перед моими глазами снова сон. Я
стал целовать ее в сумасшедшем исступлении, не видя, к чему
прикасаются мои губы. Все ее нежное благоухающее тело пред
ставлялось мне олицетворением самого прекрасного на земле.
Я целовал ее руки и плечи, шею и грудь, бедра и ноги. В
сладостном изнеможении я касался лицом ее мягкого живота,
самозабвенно вылизывая впадину пупка. Ее сотрясали судороги
сладострастия. Она закрыла глаза и безвольно отдалась во