когда я заговорю сам.
- Что это? - спросил я.
- Это мое убежище. Нравится?
- Здесь чудесно, особенно, когда вы здесь.
- Без меня не может быть и этой беседки. Когда я буду
уезжать отсюда, я ее сожгу. Здесь у меня было столько
приятных минут, что я ревную ее ко всякому, кто мог бы
получить в ней то же самое. Я очень привязалась к вещам,
некоторые из них я люблю как живые. Это называется
фетишизмом, но меня не пугает это слово. Пусть называется
как угодно, но мне так нравится. А у вас есть любимые вещи?
- Нет, впрочем, есть, - и я вспомнил карты и туз червей.
- Что это за вещь? - спросила она, глядя в зеркало.
Мне не хотелось говорить ей про карты, и, чтобы замять
разговор, я переменил тему.
- Какие у вас чудесные волосы. Они придают вашему лицу
невыразимое очарование.
Она кокетливо тряхнула головой и, мило улыбнувшись,
ответила:
- Я только боюсь, что скоро останусь лысой. Уж слишком
много желающих на земле иметь их на память. Хотите, я вам
отрежу локон?
- Вы очень добры ко мне. Чем я заслужил ваше внимание?
- Ничем. Вы интересный мужчина. Вы мне нравитесь. Она
поднялась с пуфа и подошла к трюмо. Отыскав ножницы, она
быстро отрезала длинный локон у виска.
- Нате! - она бросила мне волосы, и они, как тоненькие
серебряные змейки, рассыпались передо мной. Я бережно
подобрал их и положил в портсигар. А она причесалась,
протерла лицо и руки духами и села на свое место.
- Почему вы такой робкий и молчаливый?
- Я не молчаливый. Я просто поражен вами и всем этим
и никак не могу придти в себя.
- Хотите, я покажу вам журналы, в которых помещены мои
портреты? - Она подошла к шкафчику с книгами и вытащила
оттуда целую кипу, - вот я во Франции на конкурсе красоты
Мисс Вселенная 1945 года. А вот я в Дании... А вот это в
Бельгии. Смотрите, какой шикарный кабриолет. Я специально
привезла его из Америки, чтобы ошарашить королеву.
- Получилось?
- Еще бы. Королевой была я, а она только присутствовала
при мне. Салина выбрала из кучи один красочный журнал и
показала его мне. На обложке фотография женщины в таком
тонком платье, что можно было бы считать ее просто голой.
На ее руках были черные перчатки, инкрустированные
блестками, в черных волосах пламенем горела рубиновая роза.
Сквозь узкие прорези черной бархатной маски просвечивали
искорками зрачки глаз.
- Узнаете, кто это?
- Наверное, вы.
- Это я так была одета в прошлое рождество на празднике в
Майами, там было много почтенных дам, они шарахались от
меня, как от чумы, - со смехом сказала она, любуясь своей
фотографией, - Но все остальные были потрясены