Петроград.
Военное министерство.
6 марта (19 марта) 1917 года. Ночь
– Ты же сам должен понимать, что Миша в роли императора опасен.
– Твои слова попахивают изменой!
– Брось, Сандро, какая измена? И кому?
– Государю императору Всероссийскому!
– Сумасшедшие на троне опасны! Ты же слышал его речи! Все эти заявления про скорейший мир сами по себе уже измена, а уж про раздел земли и говорить нечего! Ты же понимаешь, что это гражданская война? И потом, само воцарение Миши не является законным, и ты это сам прекрасно знаешь, ведь Ники не мог отречься еще и за сына!
– Алексей болен гемофилией, какой из него царь, побойся Бога!
– Хороший, послушный царь, окруженный мудрыми советниками с регентом во главе.
Великий князь Александр Михайлович хмуро смерил собеседника взглядом.
– И кто регент?
– Разумеется, тот, кому это положено по праву, тот, кто следующий в очереди на престол.
– То есть твой разлюбезный брат?
– А кто еще? Николай Николаевич? Или ты сам хотел? Впрочем, это не так уж и важно в данный момент, определимся потом. В конце концов, мы, члены императорской фамилии, как-нибудь уж договоримся. Решайся, Сандро, время уходит. Хотя…
За окном послышалась удаленная стрельба.
– …хотя, думаю, что все уже кончено. Миша уже больше не император. Так что лучшее, что ты можешь сделать, так это не вмешиваться в происходящее.
– Лучшее?
Военный министр поднял со стола колокольчик и позвонил.
– Я предвидел нечто подобное, Борис. И озаботился присутствием конвоя в приемной. Господа, возьмите под стражу этого человека!
Петроград.
Министерство внутренних дел.
5 марта (18 марта) 1917 года.
Около полуночи
– Да уж, господа. Дел действительно много…
Председатель вновь созданного Высочайшего следственного комитета генерал Батюшин покачал головой. Вот уже несколько дней в личный кабинет министра внутренних дел собирали весь накопленный за многие годы компромат на всю имперскую элиту – аристократию, депутатов, военных, промышленников, членов Земгора и прочих, кто так или иначе либо неправомерно наживался на казенных заказах, либо был замечен в получении различного рода серьезных подношений, либо слишком уж часто терся вокруг иностранных посольств. То, что при прошлом императоре лишь собирало пыль в архивах, было извлечено на свет божий распоряжением нового монарха.
– Это лишь малая часть того, что было. То, что удалось спасти, или то, что хранилось отдельно.
Министр Глобачев был хмур. Ему лучше, чем кому бы то ни было, было известно о том, что было и что осталось в итоге. Структуры Министерства внутренних дел были практически полностью разгромлены в горячие дни февральских событий. Бушующей стихией революционных выступлений были сожжены здания судебных установлений, Окружного суда, департамента полиции, Главного тюремного управления, Петроградского охранного отделения, множества полицейских участков, архива контрразведки и много других учреждений. Да что там учреждений – разъяренная толпа, подстрекаемая выпущенными из тюрем уголовниками, устроила буквально охоту на чинов полиции и филеров, вешая их на столбах, расстреливая на улицах, топя в прорубях Невы или просто забивая до смерти. Можно было с уверенностью сказать, что в те дни полиция в Петрограде просто перестала существовать, поскольку многие сотрудники были вынуждены буквально спасаться, переодевшись и скрываясь от развернувшейся охоты.