Когда он вернулся в покои, вошли два раба, таща чан с горячей водой, в которой плавали лепестки лотоса. Отставив чашу с вином, Наджа принял ванну. Один из рабов вытер и заплел ему волосы, а другой подал чистое белое одеяние. Отпустив их, Наджа подошел к ложу и улегся, вытянув длинные ноги, расправил усталые члены и положил голову на инкрустированный золотом подголовник из слоновой кости.
В дальнем углу опочивальни слышался шорох одежды и женский шепот. Один раз регент узнал хихиканье Хезерет, и этот звук возбудил его. Приподнявшись на локте, он посмотрел на бамбуковую ширму. Щели в ней были достаточно широкие, и взор его ловил дразнящую белизну гладкой кожи.
Власть и политическая выгода были главными причинами этого брака, но не единственными. Будучи воином по ремеслу и авантюристом по призванию, Наджа обладал при этом натурой чувственной и сладострастной. Многие годы он исподволь наблюдал за Хезерет, и интерес его рос по мере того, как росла она сама: из младенца она превратилась в нескладную девочку, затем наступила пора, когда ее груди заманчиво налились, тощий зад округлился, а все тело приобрело приятную мягкость и грациозность. Изменился и ее запах: находясь рядом, Наджа ощущал слабый мускусный аромат женственности, завораживавший его.
Однажды во время соколиной охоты Наджа набрел на Хезерет и двух ее подруг, собиравших цветы лотоса для венков. Она посмотрела на него, стоящего на высоком речном берегу, ее мокрая юбка прилипла к ногам, так что кожа просвечивала через тонкую ткань. Девушка отбросила упавшую на лицо прядь жестом невинным, но одновременно таким невыразимо чувственным. Хотя черты ее хранили серьезность и целомудренность, в миндалевидных глазах блеснул едва заметный распутный огонек, так притягивавший его. Это откровение продлилось всего миг, ибо потом царевна окликнула подружек и они, прошлепав по воде, побежали через луг к дворцу. Он смотрел, как мелькают ее длинные мокрые ноги, как округлые ягодицы меняют форму под льняной юбкой, и его дыхание сделалось вдруг прерывистым и частым.
При этом воспоминании чресла его ожили. Он и хотел, чтобы она поскорее вышла из-за ширмы, и при этом желал оттянуть этот момент, чтобы испить до дна чашу предвкушения. Наконец миг настал. Две служанки вывели невесту, а затем беззвучно ускользнули, оставив ее стоять одну посреди опочивальни.
Ночная сорочка укрывала ее от шеи до щиколоток. Пошитая из редкого и дорогого шелка из восточных земель, она была кремового цвета и такая воздушная, что, казалось, плыла вокруг девушки, как речной туман, волнуясь в такт каждому ее вдоху. В углу на треножнике позади невесты горела масляная лампа, и неяркий желтоватый свет проникал через шелк, подсвечивая изгиб бедер и плеч, так что они сияли, как выточенные из полированной слоновой кости. Обнаженные ступни и ладони были окрашены хной, краска с лица была начисто смыта, на щечках играл нежный девичий румянец, а губы дрожали, как будто она готова была вот-вот заплакать. На подобающий скромнице манер Хезерет опустила головку и посматривала на жениха из-под длинных ресниц. Глаза у нее были зеленые, и у Наджи кровь вскипела в жилах, когда он распознал в них тот самый заинтриговавший его похотливый огонек.