Мидянин поднес ее к голове, пульсировавшей от боли, и почувствовал облегчение. Он с трудом поднялся и пустился в пляс, шаркая ногами, вопя и распевая. Боль в ушах стихла. Колдун в последний раз подпрыгнул и застыл лицом в ту сторону, откуда пришел. Близкое присутствие Чародея ощущалось, как ощущается надвигающаяся летняя гроза.
Он помыслил было устроить еще одну ловушку, но знал, что Таита обратит против него наведенные чары. «Мне нужно свернуть с пути и замести следы», – решил он и побежал по дороге, выискивая, где сойти в сторону. В одном месте дорога пересекала язык серого кристаллического сланца, такого твердого, что даже войско Трока не оставило на нем следа.
Указательным пальцем левой руки Мидянин, едва касаясь камня, начертал на нем священный символ Мардука, плюнул на него и произнес три тайных имени бога, которые должны были призвать его.
– Укрой меня от моих врагов, могущественный Мардук. Дозволь мне благополучно возвратиться в твой храм в Вавилоне, и я принесу тебе жертву, которую ты так любишь, – пообещал колдун.
Больше всего Мардук любил, когда в печь бросали маленьких девочек.
Иштар встал на одну ногу и сделал назад пятьдесят и пять скачков – это было тайное число Мардука, известное только адептам. Затем он резко свернул с дороги и пошел под прямым углом к ней, направляясь в северные дебри. Он шагал быстро, стараясь оторваться от преследователя.
Таита достиг места, где дорогу пересекала полоса серого кристаллического сланца, и резко остановился. Аура, такая сильная всего мгновение назад, растаяла, как туман в лучах утреннего солнца. От Мидянина не осталось ни запаха, ни привкуса, ни промелька. Пройдя по дороге еще немного, Таита обнаружил, что она холодная и пустая. Он быстро вернулся туда, где потерял след. Иштар не стал бы попусту тратить время на простое укрывающее заклинание. «Ему известно, что пепел или вода и кровь едва ли остановят меня», – подумал маг.
Он поднял глаза и выбрал среди множества светил одинокую красную звезду, висевшую низко над горизонтом. То была звезда богини Лостры. Старик взял талисман и запел гимн богине. И едва закончил первую строфу, как вдруг ощутил злое враждебное присутствие. В это место был призван другой бог, и, зная Иштара, не стоило долго гадать, какой именно. Таита начал вторую строфу, и на голой скале перед ним возникло свечение – так светятся медные стены в храме Мардука, когда горят жертвенные печи.
«Мардук оскорблен и выказывает гнев», – с удовлетворением подумал Таита.
Он подошел к месту, где наблюдалось свечение, и провозгласил: