— Не балуй-ка, ну! — гаркнул на него урядник. — Скажи-ка лучше, где тут у вас ревком?
— Да я до тебя со всей душой своей человеческой, а ты на меня зараз кричать, а? — обиделся пьяный. — Прикажи ему, ваш благородие, нехай он на меня не цыкает… Я, может… Я…
— Ну, хватит тебе волынить! Где ревком, говори! — пихая в него шашкой в ножнах, прикрикнул сотник.
— Так вот вы какие, значит, зараз и кричать начали на нас… Почто ж мы вас тогда дожидались?.. Кричать все горазды… Может, ваше благородие, баклажку вашу для знакомства поднесли б. Арака, она — бр… Я сейчас бы за ваше здоровие…
— Ах, чтоб твою мать! Ты что тут нам зубы заговариваешь!
— Да он вовсе и не пьяный, ваше благородие! От него и не пахнет нисколечки!..
— Да куды уж нам тебя перепить, волчатник! — распрямляясь, заорал вдруг станичник.
Кони шарахнулись от неожиданного крика. Урядник выхватил шашку:
— Ах ты гад, да я тя…
В тот миг, когда сталь с хрустом рассекла непокрытую голову казака, из соседней улицы с гиком вырвался новый отряд всадников — кибировцев, приведенных Михаилом Савицким из Змейки. Рассыпаясь в лаву, чуть не сминая шкуровцев, кибировцы бросились к угловому дому. Бородатый сотник крутнулся в седле, громко выругался, поняв, что это и есть ревком…
…Василий проснулся в поповском кресле от звяка разбитого снежного стекла. Накинутая на плечи бекеша скользнула на пол. Зябко потянувшись, он подошел к окну и обмер: на противоположном углу, сдерживая горячих сытых коней, останавливался отряд конников в косматых папахах. Навстречу ему через дорогу, покачиваясь, шел Данила Никлят.
Царя белого казаки
Появились на заре,—
долетел до Василия его сиплый голос, в котором он сразу уловил предназначенный ему сигнал.
— Э-э, черт, раненько пожаловали! — ругнулся он вспух, сразу подумав о Легейдо: где же он, что с отрядом? Затекшая рука его нащупала за поясом кобуру, коснулась холодной стали.
В последний раз окинув взглядом комнату, Василий подошел к печи, разбросал кочергой груду бумажного пепла на холодных углях, закрыл дверцу и, забыв поднять бекешу, выскочил на крыльцо.
Его настигли уже на выходе из станицы в чьем-то крайнем огороде. Расстреляв все патроны, Василий выхватил кинжал. Ждал, стоя по колено в снегу, привалившись спиной к шаткому старому плетню. Целый взвод казаков, среди которых он с ненавистью узнавал и своих станичников, отиравшихся в кибировцах, шел на него, намереваясь взять живым.
Василий ждал, напружинившись для прыжка, который должен был смять первого же смельчака, отшвырнуть его с распоротым животом. Но в тот самый миг, когда глаза его наметили эту первую жертву, сильный удар ребром ладони по горлу, нанесенный сзади, из-за плетня, выбил землю из-под ног, пресек дыхание. Василий упал лицом в снег, чувствуя на спине тяжесть тугого сильного тела…